«Шеро, старина Шеро... волкодав Шеро...» — взгляд Арма плыл по мутным волнам ущелья, а в мозгу пульсировало имя пса — Шеро. В ущелье шумел поток, и ему показалось, что это ветер дует с гор, и в ветре тоже почему-то было имя собаки. Белый ветер, сорвав с гор это имя, катил его по ущелью — Шшши-еее... — терялся, полизывал склоны, крутился в закутках сеней, выхватывал гнилую солому, съеживался под стенами, свистел в ердыки[2] опустевших пекарен, как в пустые кувшины — рррооо! — шумел в ушах старухи Занан, примостившейся возле порога — Шшишеее...
«Гордый пес», — Арма вдруг сообразил, что отыскивал именно это слово — гордый. И понял, что для Шеро он припас это слово давно. Оно возникло в тот холодный зимний день, когда сдохла его овца. В то время сам он был юнцом и Шеро был молод...
Арма привязал дохлой овце за ногу металлическую проволоку и поволок овцу по стылым улицам за село — на склон горы. Сперва овцу заметила соседская собака, она соскочила со стога и с ворчанием затрусила вслед. К ней присоединились другие собаки. Их становилось все больше...
— ...Ты молод, Арма, не помнишь. А дело было так... — гундосил Ерем. «Этот философ и голоса не подаст... Уснул он, что ли?» И увидал, что Арма лежит на скале все в той же позе: подперев подбородок кулаками и уставившись на тонущее село. — Да, дело было так... — продолжил Ерем. — После войны года два колхоз и кормил, и поил тех, кто работал в поле. Однажды принесли в поле еду, а этот разбойник, сосед мой, как накинется на хлеб...
...Рычали они, исступленно кидались друг на друга, прыгали на ограды, рыли лапами снег от нетерпения, скрежетали зубами... А ему было жаль сдохшую овцу, ведь мигом растерзают!
А когда вышел за село, перешел мост, собаки совсем остервенели: кидались к овце, грызлись. Арма все ускорял шаг — оживить бы овцу! Но они ее отняли, прямо на краю поля отняли. Первой вонзила клыки соседская собака, ее тут же чуть не растерзали... Перекусали все друг друга... Потом тянули овцу — каждая к себе — и рвали на части. Оставляя на снегу пятна крови и клочья шерсти, опять и опять возвращались они к овце... Арма не выдержал, убежал. В ушах рык, визг; перед глазами, слезившимися от холода, маячило что-то красное... Он вспомнил горячий бок натопленной печки и побежал еще быстрее. Вдруг поскользнулся, рухнул, ощутив ладонями ледяную землю, и заметил пса, сидевшего на ближайшей крыше, на стогу, ноги хотели бежать, а руки нашаривали на мерзлой дороге камень. Пес глянул на него со своей высоты, заворчал, но с места не тронулся.
Это был Шеро. Он глядел со стога за село, на грызущихся вдали собак, недовольно рычал, выставив рыжую грудь и подняв голову. Стало неловко за то, что хотел его ударить, нужно было Шеро отдать овцу, именно ему... Представил, как Шеро вертится вокруг овцы, показывает клыки собакам, ест и урчит... Шеро посмотрел на него с высоты, и Арма показалось, что в глазах его вспыхнула обида. И Арма обрадовался, что овца там, а не возле конуры Шеро... Глянул на грызущихся вдали собак, и смотреть на них было уже не так тяжело...
— ...Слопал этот негодяй все до крошки, — тянул Ерем, — вытер губы и в сторонку отошел, а мы все голодные остались, так голодные и ходили за плугом до самого вечера...
Растерзав овцу, собаки грызлись всю долгую зимнюю ночь и загрызли-таки одну до смерти. Наутро собак не было ни на улицах, ни на оградах, ни на крышах, ни на стогах — попрятались все по конурам. Один Шеро сидел на крыше и хмуро, недовольно смотрел в сторону речки.
А несколько дней спустя на закате перешел речку волк, забрел в село. Собаки его учуяли, ощетинились, подняли лай — одни спрятались в конуры, другие рычали с крыш, пока волк не скрылся. А некоторые домчались до берега, перебежали по мосту на ту сторону, сделали пару кругов по снегу — мол, где волк? А-а, убежал он, нету его... Собачьи хитрости. Повалялись на снегу — вроде бы, не убеги волк, загрызли бы мы его — и с едва сдерживаемой собачьей радостью покусывали и толкали друг друга. А потом разными дорогами вернулись на свои крыши и побрехивали.
А Шеро преследовал волка. Он еще до шума-гама взял след удирающего зверя. Когда собаки достигли берега, он показался на вершине склона и исчез. Темнело, и люди не разобрали, то ли собака гналась за волком, то ли сам волк показался на горе. Потом выяснилось, что нету Шеро. Звали его в крик и с крыш, и с берега, но Шеро не было и не было.
— ...Сколько раз ограду перестраивать можно! А он, Арма, менял ее каждую весну. И знаешь, зачем? С каждой такой перестройкой, глянь, пядь от моего участка оттяпана. Воровал на глазах, разбойник, средь бела дня! Говорил я ему: ну, сосед... — Ерем давал тени соседа последний бой…