— Интересно, где моя бабушка? — нервно произнесла Кейт. — Она должна прийти сюда на ленч вместе с графиней.
«Поторапливайся, бабуля!» — мысленно торопила она ее. Бабушка не только могла бы выручить ее из неловкой ситуации, но и насладилась бы соседством со знаменитостями. Дженнифер Лопес! Кристофер Биггинс! Кристофер Биггинс?
— Что касается ленча… — Фабьен принялся рассматривать свои руки. — Они не придут.
Паника мелькнула во взгляде Кейт.
— Почему? Что-то произошло?
— Они не придут, потому что не собирались. Все это подстроено, — улыбнулся Фабьен. — Твоя бабушка и Одиль кое-что придумали. Они не сомневались, что ты откажешься подниматься ко мне в студию, а я не пойду к тебе в номер. Поэтому Даррен привез тебя сюда, потом приехал я, и… voila![37]
— Подстроено… — медленно произнесла Кейт. Бабушка и Одиль решили поиграть в купидонов? — Зачем?
— Потому что я хочу кое-что тебе рассказать. Одиль только что заплатила мне за портрет — больше, чем я до сих пор получал.
На его лице отразилась гордость вместе со смущением, и у Кейт сжалось сердце.
— Это же потрясающе! Поздравляю! Я так рада!
Вот только нужна ли миру еще одна почти девяностолетняя обнаженная?
— Мне очень приятно это слышать. Знаешь, это ведь твой портрет.
— Мой? — Кейт даже покачнулась — так это было неожиданно. — Ты шутишь? Зачем Одиль мой портрет?
— Она считает, что ты очень красивая. И я тоже так думаю.
Стеснение Кейт словно растаяло и сменилось восторгом.
Он нарисовал ее портрет. Как здорово! Если то, что Одиль говорила о нем, правда, в какой великой галерее он может оказаться в будущем? Она будет Джокондой своего Леонардо. Форнариной своего Рафаэля. Матерью своего Уистлера — ну, может быть, не до такой степени. Кейт бросила победный взгляд на Шампань де Вайн, которая как раз совала свою раздутую грудь в лицо какому-то мужчине, скорее всего очередному киномагнату. Ее лицо было таким помятым, словно по нему проехал грузовик. Кейт понимала, что в том, что касается вопроса вечной молодости, она победила. «Получи!» — торжествующе подумала она.
— Значит, ты согласна?
— Да! — пискнула Кейт.
Какая же молодец Одиль! И бабушка, наверное, тоже! Вот, значит, о чем они шептались и хихикали все это время. Даже не столько о картине, сколько о том, как наладить их отношения. Разве есть что-то сильнее искусства, что может толкнуть двух молодых людей в объятия друг друга и бесконечно удерживать их рядом? К тому же если один из них будет обнажен частично или даже полностью. Так, видимо, они думали.
— Это потрясающе! — выдохнула девушка.
А потом вспомнила… У нее перехватило дыхание, и она в ужасе уставилась на Фабьена:
— О Боже! Честно говоря, в этом нет ничего потрясающего! Мне очень жаль, но…
— Что? — Его глаза округлились от испуга. — Кейт, послушай, у нас с Николь ничего не было. Ничего, что имело бы хоть какое-нибудь значение. Совсем не так, как… — И он умоляюще схватил ее за руку.
— О, Фабьен, хорошо, что ты об этом говоришь, — сказала Кейт, — но я не могу. — Разочарование было так сильно, что она уже начинала злиться. Почему он говорит ей об этом именно сейчас? Когда она решила для себя — и это ее устраивало, — что здесь для нее нет будущего.
— Почему? — в отчаянии воскликнул Фабьен.
Кейт с грустью смотрела на него. Конечно, она могла бы задержаться на неделю. Или две, или даже на месяц. Но какой в этом смысл? Она приняла решение, и любая отсрочка приведет к тому, что расставаться будет еще больнее.
— Я не могу.
— Почему? — Теперь Фабьен уже кричал. Несколько моделей с бесстрастными лицами одновременно оглянулись и смерили их пустыми взглядами.
Кейт взяла его за руку, пытаясь подобрать слова. Она была твердо уверена, что, каким бы сложным ни было это решение, она не станет жертвовать карьерой и призванием ради отношений. Тем более ради тех, которые совсем недавно завершились. И не сейчас, когда она наконец поняла, насколько работа — и тем более дом и семья — важна для нее.
— Потому что, — осторожно сказала она, — я возвращаюсь домой.
— Что?
— Мне очень жаль, Фабьен, но это так. Сен-Жан, конечно, замечательное место, здесь очень красиво. Но, — вздохнула она, — это не дом.
— Но, но… — Фабьен пытался подобрать слова. Сердце Кейт сжималось от жалости. — Это замечательные новости.
— Замечательные?
— Да, потому что, — теперь он говорил быстро, — этот портрет… На нем не только ты.
Кейт наклонилась к нему.
— Фабьен, ты говоришь загадками, — мягко произнесла она. — Или я тебя не понимаю? Что значит «не только ты»? Что ты имеешь в виду?
Фабьен широко улыбнулся:
— Понимаешь, Одиль очень понравились истории, которые ты рассказывала о своей семье. О матери, отце и бабушке. А также о тетушках и дядюшках.
Кейт уставилась на него:
— Да-а?
— Она заказала групповой портрет.
— Ты говоришь о… моей семье? — шепотом спросила Кейт.
Он кивнул:
— До сих пор я еще не писал такой большой и серьезной картины. И не нужно говорить, что все они не смогут приехать сюда. Этого не потребуется.
— Почему?
— Одиль хочет, чтобы я нарисовал их в домашней обстановке. Напомни мне, как называется дом?
Кейт удивленно произнесла:
— «Витс-энд».
— Именно так. Так что, если твоя семья не будет против, я бы так и сделал.
— О, Фабьен! Фаб…
Он наклонился к ней и поцеловал ее долгим и медленным поцелуем. Оторвавшись, чтобы сделать вдох, он добавил:
— Я так счастлив. Знаешь, мне очень хотелось увидеть Экмаклетуэйтс.
— Слэкмаклетуэйт.
— И встретиться со своими, как вы говорите, родственниками. Посмотреть, насколько они мне понравятся.
— Родственниками? — Улыбка Кейт стала еще шире. — Ну, это мы еще посмотрим.
— И от чего же это зависит?
— От того, как Слэкмаклетуэйт примет тебя.
— Parfait.[38] А теперь пойдем паковать вещи.