«Верно», — согласился про себя Игнат и почувствовал, как начала подмывать его давнишняя глухая злоба.
— Ну, что делать думаешь?
— А что делать-то? Будем глядеть на эту жизнь. Каким боком она к нам повернется. Погодим. А пока — безвластие.
— Как это — безвластие? А ты? А я? Не глядеть надо со стороны, не ждать, а делать. — Сысой заговорил наставительно, в голосе зазвучали властные нотки: — Приезжают настоящие хозяева подворий. Уважаемые люди. Надо им подмогнуть. А кто на дыбки встанет — внушенье сделать. Кое-кому бороду расчесать, а молодому по загривку дать. — Сысой сжал кулак. — Хватит чужим добром пользоваться. С чужого коня — средь грязи долой! Я позавчера в станице был. Там атаман развернул дело как положено. Назначил начальника полиции, Михея. Приятеля твоего. Да, он поклон тебе передавал. Старосту подыскивает. Батюшка наводит порядок в церкви. Ударил звонарь в колокол — и поплыл, поплыл звон. Музыка! Аж вот тут… — Шутов прижал ладонь к груди, — захолодало. Красота… Все честь по чести. Раньше наши офицеры и генералы на пароходы карабкались, чтоб уехать за границу. Теперь заграница сама к ним припожаловала. Не дождались наши генералы старые светлого часу. За границей упокоились. Какие умы на чужбине мытарились. Да, вот… атаманом меня ставят на хуторе. Дед-то мой атаманил. Не забылось, зачлось. Я — Шутов.
«Вот зачем приехал — атаманить… — с горечью отметил Игнат. — Ждал, должно, этого часу». Спросил:
— Ну, и ты возрадовался?
— А ты как думал? — Сысой повернулся к Игнату, расправив плечи. — Я терпел много, ждал долго. Тебе… тебе не понять, — гость взвизгнул и перешел на шепот: — Что это — тосковать по родному уголку. Приснится хутор, прокинешься — черт те где в Сибири, в бараке. Эх… Вчера увидал издалека родные топольки и заплакал… как пацан заплакал. Взошел на родное подворье… все вспомянулось… Отец это наживал. Да-а… Я всю эту жизнь вроде на какой бугор карабкался, оскользался, за кустики хватался. А теперь вот взошел. Все видней стало и дышать легче. — Сысой вытащил платок, высморкался. — Теперь судьба мне за прошлое… за муки мои…
— Неужели думаешь, что немцы будут нам райскую жизнь устраивать?
— Кому — нам? Ты всех под одну гребенку не чеши. Народ, он разный. Не всяк свой, кто в одном хуторе живет, по одной дороге ходит. Взять, и примеру, тебя. Твой дед и отец строили мост, маслобойню, мельницу. Они — Назарьевские. Ты — прямой наследник. И для меня мои старики немало постарались. Мы с тобой по крови, по духу — родные. Смалечку одной веревкой повязаны. Отцы наши были самые домовитые. Недаром говорят — свой своему поневоле друг.
«Вон как заговорил, — подивился Игнат. — Родные…» Роднило его с Сысоем многое — одногодки, клины земли были рядом, вместе парнями девчат обхаживали. Отцы их при встречах обласкивались — ровни. А вот казалось Игнату, что годы пропахали меж ними железным лемехом глубокую борозду.
— Зачем они к нам лезут? — спросил Игнат. — И уж не первый раз.
— Как это — зачем? — У Сысоя побелели ноздри, и задергался палец, схваченный золотым кольцом. — Чудной ты, Игнат. Или подыспортился малость, а? Власть идут ломать. Советы всему миру поперек горла стали. Подмога идет нам. А вот мы должны за добро добром платить.
— Ну, а потом?
— Потом будем жить, как жили раньше, до семнадцатого. Сделаем все так, как при отцах наших было. Память про них. Все — и карусель, и лавки, и песни нашенские. Люди уже забыли, какие они, казаки-то настоящие. Лампасы нашьем, шпорами зазвякаем. Душа возрадуется. Эх, теперь жить, жить надо. Немцы — народ аккуратный, порядок любят, чистоту. Едят вовремя, не то что мы… Бывало, идешь к тетке пешком, а потом налупишься у нее и захвораешь. Мы с ними…
— Идут, стало быть, нас учить, как нам свой хлеб жевать?
— Ты брось шуточки. Время выбрал. Люди кровь проливают, а ты…
— Гм… да-а… И я ж про то думаю, что не время шутковать.
— Я вчера с шахтером разговаривал… — Убеждал Сысой. — Сказал старик, что под нашим хутором проходит толстый пласт угля. Так что развернуться можно… Была бы охота. Ты был в шахтерах? Был и я. Кое-что кумекаю. Можно завернуть дело.
Игнату интересно было повидаться со сверстником, какого не видал долгие годы, но и ему почему-то хотелось, чтобы непрошеный гость ушел поскорее, но Сысой сидел и по тому, как ощупывает Игната острыми глазками, Игнат понял, что сказал не все.