Наиболее пространный рассказ о событиях 15 мая 1591 г. помещен в позднейшем «Сказании о царстве царя Федора Иоанновича» (конец XVII в.). Но в рассказе нет новых данных и много риторических восклицаний. Составитель «Сказания» добавил только, что во время следствия окольничий А. П. Клешнин «учел рыкати на граждан, аки лев», когда ему сказали правду. После этого угличане, убоявшись «страху и смерти, вси умолкоша и ничто глаголаша, токмо рекоша: истиннаго мы дела не ведаем, тут не были». Клешнин же «повеле тотчас речи их писати по своему проклятому умыслу и велел к тем речам руки прикладывать и неволею иных прелщая, а кои не хотят руки прикладывать, и тех разослал по далным городам окованных»[572].
Несомненный интерес представляет рассказ «Нового летописца». По Л. В. Черепнину, его составитель, вышедший из кругов, близких к патриарху Филарету, пользовался разнообразным комплексом источников, в том числе материалами архива Посольского приказа. К их числу, по мнению В. И. Коренного, следует отнести упомянутый В. Н. Татищевым летописец Иосифа, келейника патриарха Иова. В. Д. Назаров возражает против методики восстановления В. И. Корецким текста этого летописца[573]. Хотя нет пока полной ясности в том, какие летописные источники использовал составитель «Нового летописца», некоторые моменты заставляют внимательно отнестись к его сведениям о событиях 15 мая 1591 г.
Так, среди Нагих, отстаивавших версию об убийстве царевича, здесь названы Михаил и Андрей, а Григорий не упомянут. Это целиком соответствует Следственному делу, согласно которому только Григорий отступил от позиции Нагих и поддержал официальную версию о «самозаклании» Дмитрия. По мнению В. И. Корецкого и А. Л. Станиславского, именно в связи с отказом принять участие в организации убийства царевича (согласно «Новому летописцу») дворецкого Г. В. Годунова отстранили от активной государственной деятельности,[574]. Н. Чепчугова восемь лет не упоминали в разрядах,[575]. а Загряжских понизили в разряде служилых людей. Сведения о Г. В. Годунове встречаются ежегодно с 1584 по декабрь 1590 г.[576] Небольшой разрыв в сведениях о нем с декабря 1590 по октябрь 1592 г. не может быть однозначно истолкован: настораживает упоминание о Г. В. Годунове как о человеке, противившемся планам Бориса. И факты службы Чепчуговых и Загряжских при дворе царя Михаила, и их близость к Филарету[577]. могут быть интерпретированы по-разному. Словом, упомянутые наблюдения Корецкого и Станиславского интересны, но вопроса о достоверности рассказа «Нового летописца» относительно событий 15 мая все же не решают.
Третью группу источников составляют свидетельства иностранцев. Наиболее раннее из них — письмо Д. Горсея лорду Бэрли от 10 июня 1591 г. В нем сообщалось следующее: «19-го числа того же месяца (мая. — А. З.) случилось величайшее несчастье: юный князь 9-ти лет, сын прежнего императора и брат нынешнего, был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано в присутствии его дорогой матери, императрицы; случились еще многие столь же необыкновенные дела, которые я не осмелюсь описать не столько потому, что это утомительно, сколько из-за того, что это неприятно и опасно. После этого произошли мятежи и бесчинства». По мнению Я. С. Лурье, это сообщение «является весьма важным источником, особенно если учесть, что Горсей был в этом вопросе лицом беспристрастным: он был близок к Борису и никак не мог стремиться очернить его в глазах лорда Бэрли»[578]. Тем не менее это наблюдение не решает вопроса об источнике информации Горсея и, следовательно, о степени ее достоверности.
В письме Горсея интересно упоминание о том, что царевич был убит в присутствии матери. В показаниях Волоховой говорилось, что Мария Нагая прибежала после того, как он поколол себя ножом. Свидетельство Горсея, если его считать отражающим реальные факты, позволяет понять, почему Мария прямо называла тех, кто зарезал ее сына. Однако Р. Г. Скрынников решительно отводит сообщение Горсея, считая его основанным на тенденциозной информации Афанасия Нагого. Действительно, в более поздних мемуарах Горсей красочно описывает, как к нему в Ярославле прибежал Афанасий Федорович и сообщил: «Царевич Дмитрий мертв, дьяки зарезали его около шести часов; один из слуг признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти». Но после этого Горсей пишет: «..город был разбужен караульными, рассказывавшими, как был убит царевич Дмитрий»[579]. Таким образом, сводить сообщение Горсея к рассказу одного А. Ф. Нагого нельзя. Ярославль был наполнен слухами различной достоверности.
573
Черепнин Л. В. «Смута» и историография XVII в. — ИЗ, 1945, т. 14, с. 82–107; Корецкий В. И. «История Иосифа о разорении Русском» — летописный источник В. Н. Татищева. — ВИД, т. V. Л., 1973, с. 251–285; Назаров В. Д. «Новый летописец» как источник по истории царствования Лжедмитрия I. — Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 300–302.
574
Корецкий В. И., Станиславский А. Л. Американский историк о Лжедмитрии. — ИСССР, 1969, № 2, с. 241.