С легким шорохом скользнула в сторону дверь, за ней - другой свет, белый и злой; и четкий черный силуэт, неподвижный, неживой будто. Стоит в дверях. Долго стоит. Но вот - шевельнулся, шагнул в комнату, обретая объем и человеческие черты... Знакомые черты... О, господи!
Ведь это же ясно, как божий день, ведь только беспросветный кретин мог до сих пор не понять! Подозревали кого угодно, Толика подозревали, дурачье. А он - вот он, стоит, человек, в силу нелепейшей случайности получивший папку Глеба за полдня до того, как с Глебом случилось то, что случилось. Единственный кроме них пятерых человек, который имел возможность прочесть содержимое этой самой папки. Человек, который вывел упырей на Глеба. Человек? Черта с два - человек... Не человек - тень упырячья, глаза и руки упырей в недоступном для них мире. Сволочь...
Постоял - руки в карманах, тонкогубый рот кривится брезгливо, голубые глаза льдисто щурятся поверх голов; прошелся взад-вперед, снова замер, разлепил бледные губы:
- Вы не хотите представить меня остальным, Виктор?
- Да особого желания не испытываю... - собственный голос показался Виктору жалким, до отвращения не таким, как хотелось бы. - В общем, ребята, это наш с Глебом заботливый шеф, доктор химических наук Уланов Валентин Сергеевич. Дальше объяснять, или уже и сами все уразумевши?
Молчание. Ни вопросов, ни восклицаний, - слышно только надсадное дыхание Антона, явно изо всех сил старающегося вырваться из кресла-ловушки, или хоть дотянуться до доктора химических наук. А потом неожиданно спокойный и ясный голос Наташи:
- Не надо, Антон. Не унижай себя.
И тишина. Глубокая, вязкая, какая бывает в заброшенных подвалах да в склепах. Но где-то в недрах этой тишины притаился дальний могучий гул, ощущаемый будто и не слухом, а всем телом - навязчивый гул, неотвязный...
- Итак, вы можете быть довольны, - Уланов заложил руки за спину. Центр действительно существует, и вам удалось в него попасть. Вы можете быть довольны также и потому, что совершенно правильно уяснили себе положение дел. Совершенно правильно. Даже высказанные вами, - он мельком глянул на Виктора, - предположения о целях, достигаемых Породителями посредством существования этого мира, в основном верны - конечно, с поправкой на ограниченность человеческих способностей к аналитическому мышлению. Так, например, была высказана гипотеза об использовании вашего мира для целенаправленного изменения вероятностного равновесия в мире Породителей. Контраргументы против этой гипотезы...
Виктор никак не мог отделаться от ощущения нелепости происходящего. Этот менторский тон, эта дурацкая лекция... Зачем он нужен, этот балаган? Зачем-то, наверное, нужен... А нечеловек, которого привык называть Улановым, все время смотрит куда-то поверх их голов. Что он там видит?
Ценой нечеловеческого усилия, от которого захрустела спина и виски налились тяжелой медленной болью, Виктор сумел повернуть голову, скосить глаза - туда, налево, где остальные. Он успел увидеть тонкие разноцветные нити, из спинок кресел врастающие в стену и в пол, успел заметить белое бледное мерцание, судорожно корчащееся вспышками путаных линий там, где стена плавно переходила в потолок... А потом будто мягкая ледяная рука тяжело ударила в подбородок и перед глазами снова замаячило брезгливое лицо нечеловека - он все разглагольствует, все поучает:
- ...Вас, как и любое существо, разум которого изувечен тисками личности, настолько загипнотизировал факт наличия контраргументов, что вы даже не потрудились их проанализировать. Изолированный разум эгоцентричен и самовлюблен. Корни вашей неудачи кроются в том, что вы мните себя героями...
- Ни хрена мы не мним, - внезапно вклинился в монотонно высокопарный монолог ехидный голос Антона. - Ведь что такое герой? Это всего лишь результат нечистоплотных связей какого-нибудь бога со смертной женщиной. И результат этот, несмотря на свое отчасти божественное происхождение, может оказаться гнуснейшим ублюдком, вроде некоторых...
Нечеловек словно и не заметил этой выходки - ни единый мускул не дрогнул на тонком, будто изо льда высеченном лице. И голос - брезгливый, лязгающий - тоже не дрогнул:
- ...мните себя героями и не способны даже вообразить, что ваши действия и ваше "везение" спланированы и направляются извне. Но вы не герои. И вы далеко не первые: подобным вам давно потерян счет... нечеловек наклонил голову, и его промозглый взгляд впервые скользнул по лицам сидящих. - Вам необходимо осознать истинное положение вещей.
Вы и подобные вам всего лишь индикатор, составное звено системы обеспечения безопасности того самого Центра, который вы пытались уничтожить. Время от времени Породители выбирают среди людей группу особей, которой в той или иной форме предоставляют необходимый минимум информации. Затем, поставив данную группу в равные с собой вероятностные условия, Породители наблюдают за ее действиями и возможностями. Цель коррекция системы охраны Центра, изучение развития...
Тихий переливчатый звон - чистый, радостный. Он возник где-то позади и вверху (уж не там ли, где сверкают, вспыхивают ослепительные белые изломы?)... И нечеловек смолк, даже не потрудившись завершить начатую фразу, повернулся, пошел к двери.
Все. Балаган окончен. Что будет теперь? Трагедия? "В полночь, под хохот сов"? Надо что-то делать, скорее, сейчас. Вот только что? Плавно скользнула в сторону дверь, снова нечеловек стал черным силуэтом в ярком прямоугольнике выхода. Миг - и шагнет туда, в бешеный свет, растворится, сгинет... И Виктор решился:
- Валентин Сергеевич!
Замер черный силуэт. Не повернулся на голос, но и не уходит. Стоит. Ждет. А, была-не была...
- Валентин Сергеевич, можно задать три вопроса? На правах бывшего аспиранта и ученика - можно? Это будет недолго.
- Только три? - в голосе нечеловека легкое недоумение. - Так мало?
- Да. Всего-навсего, - подтвердил Виктор, изо всех сил стараясь, чтобы голос был спокойным и твердым, чтобы исчезла из него эта поганая дрожь. - Не волнуйтесь, не будет ни просьб, ни истерик. Просто я хочу понять до конца. Ведь это уже никому не опасно, правда?