Нахмурившись, Керк быстро просматривал записи в календаре.
– И вы будете делать съемки на каждом рождественском базаре? – спросил он.
– Вряд ли мы будем записывать все диалоги Вирджинии с претендентами, но нам придется побывать на всех базарах.
– А не слишком ли насыщенная программа?
Большинство родителей трепетало бы от радости, в который раз отметила про себя Аманда. Кто поверит, что нашелся один, кто совершенно спокойно отнесся к тому, что его любимица будет сниматься в телепередаче?..
– Может, посмотрим, как все пройдет завтра, а потом будем строить дальнейшие планы? – Аманда нисколько не сомневалась, что Керк, как и каждый человек, поддастся очарованию телевидения.
– Что ж, хорошо, увидимся завтра, – прощаясь, Керк пожал ей руку.
– Западный вход, в три часа, – напомнила Аманда, поймав себя на мысли, что она будет с нетерпением ждать этой встречи.
– Ошибки быть не может, я точно сказала ему: западный вход, в три часа. – Аманда снова взглянула на часы, ее жест повторили и члены съемочной группы.
– Уже десять минут четвертого. Не пора ли начинать? – Оператор Рон взялся за камеру.
Закусив губу, Аманда кивнула.
– Поснимай базар – потом используем для резервных вставок. Может, между делом заметишь мужчину с маленькой светловолосой девочкой. Не исключено, что они ждут нас у домика Санта-Клауса.
Аманда осмотрела стоянку машин – нельзя сказать, что она была переполнена. В этой части города движение было не таким оживленным, как в центре.
А вдруг она пропустила их? Аманда не знала, как ей быть: продолжать ждать у входа или пойти позвонить в студию? Что, если там ее ждало сообщение от Керка?
Опустив руку в карман брюк, она нащупала и с силой сжала в руке гладкий овальный камешек с углублением в серединке. Камешек, спасающий от волнения. Одно из двух: или играть камешком, или кусать ногти. А ведь она столько времени пыталась преодолеть эту вредную привычку! Вот у Марии Альварес были всегда ухоженные, чудесные ногти...
Можно, конечно, носить накладные ногти. Но какой смысл, если она не в силах бороться с собой! Бегать же каждый день к маникюрше ей не удалось бы.
Еще и еще раз осматривая стоянку, Аманда терла большим пальцем камешек. В левом кармане лежал точно такой же, но в левой руке была папка с зажимом – это не давало поднести пальцы ко рту.
Да где же они? Было уже двадцать минут четвертого. Камешек нагрелся у нее в руке. Выносить это ничегонеделанье она больше не могла.
Резко повернувшись, Аманда направилась к центру базара, где под стеклянным куполом высилась нарядная рождественская елка. Вокруг стояли скамейки. Она села так, чтобы видеть и западный вход, и домик Санта-Клауса, находившийся в северной части ярмарки.
Рон уже собрал толпу любопытных, хотя еще не успел подготовить всю аппаратуру к съемке.
Из репродукторов звучала рождественская музыка. Прислушавшись внимательнее, Аманда уловила разнообразные мотивы, доносившиеся из частных магазинчиков. Прямо соревнование рождественских гимнов, и притом нешуточное. Уже не говоря об электрических колокольчиках, вызванивавших все те же вечные, неменяющиеся праздничные мелодии.
Аманда ненавидела Рождество. О нет – не сам религиозный праздник. И раздражала ее даже не коммерциализация этого праздника: ну да, магазины старались заработать – как же иначе? Злило Аманду вот что: всеобщее яростное, до смешного, стремление к «гигантизму». Больше огней, больше украшений, больше всяких мероприятий, больше специальных телепрограмм. Больше давать – больше получать...
Это ужасно, думала Аманда, жаждать все большего совершенства. Истинного совершенства было невозможно достичь – каждый год люди ожидали еще большего. Людям постоянно чего-то не хватало.
Рождество Аманде казалось похожим на огромный воздушный шар, который непрестанно надувают. В конце концов он лопнет.
Для Аманды он уже лопнул – когда ей исполнилось двадцать два года. То было последнее Рождество ее замужества.
Даже сейчас, спустя девять лет, при одном воспоминании об этом она не могла не прийти в отчаяние и закрыла лицо руками.
Глупая. Наивная. Упрямая. Такая юная... Я достаточно взрослая, чтобы совершать собственные ошибки!
Аманда вздрогнула, вспомнив свои юношеские заблуждения. Свои чудовищные ошибки. И слова родителей позднее: «Не говори, что мы тебя не предупреждали».
Предупреждали.
Просто она никого не слушала. Она была влюблена. Никто и никогда не любил так, как она. У ее мужа даже имя было особенным: Трентон Уитфилд Баррингтон III. А ее звали тогда: Аманда Баррингтон. Звучало внушительно.