— Спасибо тебе, добрый мальчик, — прокряхтел Полынцев, стараясь вытянуть руку противника на излом. — Я уж, признаться, на понижение рассчитывал.
— И понизят, обязательно понизят, — с удовольствием подхватил фискал. — И разжалуют, и еще наград лишат… Всех. Если, конечно, они у вас есть. А если нет, то на пенсию уйдете, как в том веселом стишке:
— Это откуда у тебя такие познания в армейском фольклоре? — заинтересовался услышанным лейтенант.
— Друг просветил, которому вы, между прочим, пытаетесь дело пришить.
Полынцев взглянул на Зотова удивленными глазами, какими обычно смотрят герои индийских фильмов на неожиданно открывшихся родственников.
— Так ты армеец?
— Месяц, как дембельнулся.
— А где служил?
— Да какая разница.
— В каких войсках?
— В сухопутных. Послушай, лейтенант, допрашивай меня прямо здесь. Я ж не отпираюсь, сознаю свою вину, то есть не вину, а участие в драке, то есть не в драке, а в одном ударе, точнее, в двух. Но ведь он первый на меня бросился, я, можно сказать, защищался.
Полынцев отступил на шаг.
— Как же можно с тобой здесь разговаривать, если ты еще рот не успел открыть, а уже наврал с три короба.
— Да чтоб мне муху проглотить — правду говорю.
— Ты, конечно, можешь глотать все, что угодно, но с фактами, друг, не поспоришь. Гематома в области печени, перелом хрящей носа, перелом челюсти — итого, сколько ударов?
— Два.
— Правильно — три, как минимум.
Зотов упрямо тряхнул головой.
— Два.
— Объясняю по пунктам для тех, кто забыл математику. Печень — раз. Нос — два. Челюсть — три. Возражения против точных наук имеются?
— Имеются, и могу доказать.
В душе Полынцева всколыхнулось профессиональное любопытство. С недавних пор он регулярно заглядывал в спортзал СОБРа (с бойцами которого был хорошо знаком и тесно дружил), где постигал основы рукопашного боя. Не то, чтобы собровцы его в буквальном смысле тренировали — не положено — но все-таки кое-что показывали. В общем, спортивное любопытство одержало верх.
— Хорошо, доказывай, только аккуратно.
То, что произошло в следующее мгновенье, по времени длилось меньше, чем требуется глазу, чтоб моргнуть.
Зотов, мрезко сжавшись в пружину, еще не успев до конца распрямиться, выбросил от пояса левый кулак (и тот пришелся в милицейскую печень), потом вскинул правую ладонь и впечатал ее основанием в челюсть, а согнутыми пальцами — в нос противника. Обладатель последнего от неожиданности ухнул.
— С ума сдурел?! Сказано ж — аккуратно.
— Куда уж аккуратнее, почти не задел.
— «Почти» не считается, — буркнул Полынцев и захватил руку соперника в жесткий замок. Агрессивное движение, пусть и показательное, было тем совершено, а этого вполне достаточно для начала задержания. Комплекс приличия допускал.
Система боевого самбо так же проста в исполнении, как и надежна в результате. На заре двадцатого века большой энтузиаст своего дела и великий мастер Анатолий Харлампиев разработал абсолютно новый вид борьбы. Собрав воедино лучшие приемы из ведущих мировых школ, он свел их в универсальный стиль и предложил поставить спорт на службу армии. Наши прадеды — лихие красные командиры — с радостью приняли ценный подарок и с успехом пользовались им в ожесточенных схватках с противником. С той далекой поры самбо во многом усовершенствовалось, прошло период недоверия, когда молодежь заглядывалась на экзотические: ушу, кун-фу, тхэквондо, выдержало военно-полевые и сезонные испытания. Оказывается, по пояс в снегу, в шинелях да валенках, заокеанские приемы почти невыполнимы и к тому же, трудны в освоении: гибкость, растяжка, филигранная техника — на это требовались годы. Одним словом, не для наших дорог и не с нашими дураками. Но, будучи изначально задуманной, как созвездие лучших приемов планеты, школа боевого самбо впитала в себя массу полезного из других видов спорта (бокса, карате, айкидо, джиу-джитсу, дзюдо) и в итоге превратилась в самую практичную на сегодняшний день систему защиты без оружия. Спрашивается, к чему был столь подробный экскурс в историю малозначительной детали?
Все дело в том, что один из прадедов Полынцева (со стороны матери) был царским офицером, служившим под началом Колчака в период его сибирского правления, и, вероятно, отсюда в правнуке сидел тот самый комплекс, что не позволял бить спокойного, неагрессивного человека. Зато второй пращур (по линии отца) воевал на другой стороне окопов, в легендарной Буденовской конармии, с шашкой наголо, с лихим боевым кличем, под рвущимися на ветру, алыми, как горячая кровь, знаменами. Именно эта кровь и закипала в молодом лейтенанте, когда дело доходило до рукопашной.