— Понятненько, — заспешил он, прикрывая окошко. — Некогда мне с тобой лясы точить — дела ждут.
Машина рванула с места, осыпав Тамару ошметками грязи.
Полынцев заглянул в темный проем. Внутри каркас был не пустым, как это показалось снаружи. Посредине стояла небольшая стенка, за которой начиналась узкая лесенка, уходящая в проем в бетонном полу. Сверху его прикрывала чугунная колодезная крышка. После упражнений с тяжестями, для Полынцева это был не вес — скинул, как соломенную шляпку.
В люке, разумеется, было черным-черно. Он вытащил зажигалку, потихоньку начал спускаться по ступенькам. Повеяло сыростью и земельным холодком. Когда углубился до уровня груди, чиркнул кремнем, заглянув вовнутрь. И ужас! Тотчас отшатнулся в испуге.
Там, внизу, на деревянном настиле лежал связанный молодой кавказец. Шея его была опутана проволокой, свободный конец которой уходил к монтажной скобе, торчавшей неподалеку из пола.
Полынцев вновь чиркнул зажигалкой, намереваясь пробраться к кавказцу. Очередной труп? Или живой? Хорошо бы, живой. Тогда бы кое-что, наконец, прояснилось. Но тут…
Жестокий удар сзади обрушился на его фуражку, словно та самая колодезная крышка. Сознание, будто засыпая, уплыло в темную бездну.
Главбух бежал за директором по территории зверохозяйства, стараясь огибать многочисленные лужицы. Впечатление при этом складывалось такое, что подобострастный подчиненный буквально пританцовывал перед горячо обожаемым начальником.
— Мурзик, понимаешь, у него был! — громыхал директор, шлепая по лужам. — Котика, понимаешь, завел! Теперь-то ты все понимаешь?
— Честно сказать, не очень.
— Ты такой же тупой, как и Колосков.
— Вы думаете?
— Я всегда думаю, в отличие от некоторых.
— Вы на кого-то сейчас намекаете?
— Само собой, естественно.
— На меня?
— С тобой и так все ясно.
— Тогда на кого?
— На Колоскова, мать его свинарка. Украл своего любимчика, а заодно и других, чтобы не так подозрительно было.
— Это Тамарка сказала?
— Нет, Тамарка про Мурзика сказала. Остальное сам додумал. Да тут и думать нечего — так все понятно. Значит, слушай сюда: денежный начет произвести, и как только отработает — пинка под зад.
— Дальновидно.
— Меня другое интересует.
— Сомневаетесь?
— Нет. Просто думаю: не будет же он шапку из своего Мурзика делать?
— Не знаю.
— Ты никогда не знаешь. А я вот знаю: если он на шапку его не пустил, то, значит, тот дома живет?
— У кого?
— У меня, твою мать! Ты что, вообще за мыслью не следишь?
— Я за ней не успеваю. Со мной нельзя на ходу разговаривать — голова трясется, мозги прыгают.
Директор остановился, взглянув на подчиненного, как профессор на олигофрена.
— Ну? Приземлились?
— Не совсем, — перевел дыхание главбух. — Сейчас, минуточку.
— Они у тебя что, на парашютах спускаются?
— Нет, нет. Уже на месте. Так что вы говорите. Мурзик?
— Я говорю, если он своего Мурзика на шапку не пустил — значит, он живет дома?
— Ох, и проницательный вы человек, — подобострастно погрозил пальчиком бухгалтер. — Куда там Петровичу до вас.
— Что есть, то есть, — приосанился директор. — Умишком Бог не обидел.
— Это ж сразу видно. Что будем делать?
— Я думаю, надо заехать к старику и сказать, что мы сами все знаем. Пусть раскрывает карты.
— Это дальновидно. И попросим, чтоб у Колоскова обыск произвел. Нас-то он вряд ли запустит, а Петровичу, думаю, не откажет.
— Молодец, в верную сторону соображаешь.
— Так я ж говорю — голова перестала трястись, и мысли заискрились.
— Смотри, пожар не устрой. Пошли в мастерскую.
Группа работала в развалинах, осматривая место происшествия. Полынцев с перевязанной головой сидел под старым разлапистым кленом. Рядом собирала аптечку медсестра Нина Растатуева. Над ней, заложив руки за спину, стоял невеселый Мошкин.
— Жить будет? — спросил он девушку.
— Будет, — кивнула она. — Но нужно в больницу. Сильное сотрясение.
— У меня не бывает сотрясений, у меня мозгов нет, — плоско пошутил Полынцев.
— Молчите, — предупредила она строго. — Вам нельзя разговаривать. Покой, покой и еще раз покой.
— Спасибо, что приехали.
— Это моя работа, — ответила она голливудским штампом.
— А это — его! — кивнул на забинтованную голову Мошкин. — Ну что, вы закончили? Можно с ним разговаривать?
— Да, да, — поднялась она, закрывая аптечку. — Но недолго, ему покой нужен.