— Взгляд с моей спины убери, скромняга, — сказала Инна, оправляя юбку. — Дырку прожжешь.
— А я не на спину смотрю
— Я чувствую. Оттуда и убери.
— Да, пожалуйста, все равно ничего не видно.
Она вернулась на место, поставив перед ним цветастую чашечку.
— Попробуй, не остыл?
Он сделал глоток, нечаянно засосав и нитку чайного пакетика.
— Тьфу.
— А ты ловкий, Полынцев, — хихикнула Инна. — За тобой весело наблюдать.
— Ты наблюдаешь?
— Может, и наблюдаю, — сказала она кокетливо
— Ну, тогда это…
— А может, и нет. Не отвлекайся: пей чай, доедай пакет.
— Спасибо, вкусный.
— Вижу, что вкусный — всю этикетку обмусолил.
— Не смешно. Вы с Мошкиным, случайно, не вместе острить учились?
— Он что, острить умеет?
— Так же, как ты — обхохочешься.
— Оттаял, что ли? Зачирикал?
— Ты не поняла — это я воркую.
— Ну, давай. Я слушаю.
Полынцев поставил чашечку на стол.
Хуже нет обсуждать служебные проблемы с красивой девушкой. Просьба кажется ей попыткой завязать роман, вопрос — покушением на профессиональную состоятельность. Самыми отзывчивыми в этом смысле были старые, потрепанные опытом сотрудники. Они сами могли подсказать, что и как лучше выправить, и тебе оставалось лишь бегать в магазин за жидким топливом.
— По делу Зотова потерпевший хочет заявление забрать, — начал Полынцев вкрадчивым тоном. — Ты не против?
— Ты, я смотрю, воркуешь, еще хуже, чем чирикаешь! — хмуро ответила Инна. — Пакетик, что ли, с гашишем попался?! Как это — забрать?! Ты юрист или домохозяйка из сериала?
— Ну, неправильно выразился. Хочет встречное заявление написать, чтоб дело прекратить.
— Как это прекратить? Это тебе, что, дело частного обвинения: дал — забрал?
— Ну, подшлифовать, переквалифицировать. Что я тебе процессуальным тонкостям учить буду?
— Не собираюсь я ничего шлифовать. Там уже куча свидетелей допрошена, человек задержан.
Полынцева вдруг посетила умная мысль (что случалось с ним довольно редко).
— Подожди, подожди. А где он служил? Не в Чечне ли?
— Не знаю, не спрашивала.
— Ну, как же ты не спросила?
— Да мне какая разница, где он служил — к делу это отношения не имеет.
— Ты следователь или домохозяйка из сериала? Как не имеет? А изучить психологический портрет обвиняемого, а истоки преступного мотива, а…
— Ну-ну, — поучи курицу яйца нести, — сухо обрезала Инна.
— Ты вот не доработала маленькую деталь, а теперь другое дело из-за нее зависнет.
— Кажется, точно, пакетик с добавками был.
— Этот дембель мог из Чечни за собой хвост притащить. Понимаешь?
— И что?
— Вот и закрутилась карусель с трупами.
— Ну, так раскручивайте, кто вам мешает? Тогда дело тем более прекращать нельзя.
— Да, пожалуй, что нельзя. Ты Мошкина не видела?
— Только слышала, — кивнула она за окно.
Оттуда доносились одиночные выстрелы из глушителя. Сыщик, по локоть в мазуте, с ключами наперевес регулировал непослушное зажигание.
Белая «Волга», покачиваясь на ухабах, не спеша, подъезжала к воротам зверофермы. Солнце уж садилось на макушки кленов. Поля укрывались легкой вечерней дымкой. В деревне заливисто голосили петухи.
— Нет, хитрит, Петрович, определенно хитрит, — в который раз сокрушался директор, стуча ладонью по сиденью. — Как змей выкручивается. Не хочет называть вора, и все тут. Что думаешь?
— Согласен, хитрит, — поддакнул бухгалтер. — И я даже знаю, почему.
— Я тоже знаю. Уезжать собирается. Не хочет о себе плохую память оставлять.
— Насчет отъезда — это еще бабка надвое сказала. Мало их тут уезжать собиралось? И что? Все на завалинках сидят. Кому они там нужны.
— А почему тогда?
— Авторитет боится растерять. Сначала думал, все будет легко, как раньше. Что такое, воришку на селе поймать? Тьфу, и готово. Семечки. А взялся, попробовал — силы уже не те. Насквозь не видит, рентген не работает, вот и тюкается, как слепой кутенок. Одного, другого, третьего прошел — нет, не работает. Думает, зачем перед людьми срамиться — сошлюсь на старость, да займусь огородом.
— А что тут позорного?
— Ну, как же? Представьте — обойдет он полсела, а вора не поймает. Потом же люди смеяться станут. А сам жулик — в первую очередь.
Директор подивился сообразительности подчиненного. Чудак-чудак, а понимание имеет. Глядишь, и ума наберется под его чутким руководством.
— Соображаешь, — поощрительно хмыкнул он, нажав на тормоза.