Петрович неторопливо подошел к газовой плите, зажег конфорку, поставил на огонь чайник, потянулся к шкафу за чашечками.
— А твоя фамилия, часом, не Полынцев? — спросил он, не поворачивая головы.
Полынцев сел, где стоял.
Мошкин расхаживал по обочине дороги, беспрерывно набирая номер станции техобслуживания. Как назло, было занято. На обычной попутке машину без колес не утянешь, нужен специальный тягач. Его можно взять только на СТО. А там — очередь.
Когда терпение уже грозило лопнуть, наконец, раздался длинный гудок.
— Станция техобслуживания. Слушаем вас внимательно.
— Але, здравствуйте. Это Мошкин.
— Да хоть Сороконожкин, — хохотнул грубый мужской голос.
— Я не то хотел сказать. У меня тут колесо от машины отвалилось. Можете ее в город отконвоировать?
— Это вам в 02 надо звонить, мы ни людей, ни машины не конвоируем.
— Я имел в виду — эвакуировать. Отбуксировать, короче.
— А, ну так бы и сказали. Запросто. Вы где стоите?
В это время с проселочной дороги на трассу вывернула голубая «десятка». Увидев ее, Мошкин перебежал на встречную полосу, немного подумал и вернулся обратно, спрятавшись за багажник своей ласточки.
— Але, але! — кричала трубка. — Вы где стоите?
— Стоять! — заорал Мошкин, — выхватив из кобуры пистолет и взмахнув им, как гаишник жезлом.
Этот убедительный довод на «десятку» не произвел ни малейшего впечатления. Со свистом она проскочила мимо, обдав оперативника волной горячего воздуха.
— Стоять! — крикнул он еще раз вдогонку, наводя ствол на крутящиеся колеса. Однако стрелять побоялся. Неизвестно, кто сидел в машине. Возможно, совершенно непричастный к делу человек. А хоть бы и причастный — неизвестно до какой степени. Законы задержания строги. Не туда пальнул и — срок на «красной зоне».
Полынцев смотрел на старика, тараща глаза и теряясь в догадках. Откуда тот знал его фамилию?
Главбух и директор переглядывались друг с другом, как забредшие в сказочный лес детишки.
Петрович с невозмутимым видом разливал чай по чашечкам.
— Присаживайтесь, — сказал он, отставляя длинноносый чайник.
Полынцев, выйдя из легкого оцепенения, сдвинул на затылок фуражку.
— Откуда вы меня знаете?
— Я много чего знаю, — ухмыльнулся Петрович, — даже больше, чем ты хочешь спросить.
— Но откуда?
— Придет время, объясню. Потом. Позже.
— Когда?
— Скоро. Очень скоро. А сейчас ни о чем не расспрашивай, потерпи.
— Как это, не расспрашивай?! У меня срочное дело: мы преследовали голубую «десятку», нам нужно…
Петрович остановил его жестом.
— Знаю, кого вы преследовали. Знаю, что вам надо. И даже много более того.
— Ну, так рассказывайте быстрее.
— Не время. Игра еще не закончена.
— Какая игра?
— Оперативная.
— Кто ее ведет?
— Я.
Главбух с директором посмотрели на старика, как на оборотня, только что сменившего человеческий облик на волчий.
— Да у нас там трупов полный остров! — вспыхнул Полынцев, срываясь на крик. — У нас Гробокоп каждый день покойников, как червей, копает!
— Знаю, сколько у вас трупов, — не дал ему договорить Петрович. — И знаю, сколько их в другом месте.
— Это еще не все?!
— Не все.
Полынцев почувствовал себя героем детективного фильма. Казалось, все случившиеся могло произойти только на киноэкране.
Тихая деревушка, пропавший Гробокоп, старик-телепат, знающий все про всех и ведущий какую-то странную игру. Кто он — этот дед? Бывший сотрудник? Пахан сельской мафии? Что за представления он здесь устраивает? Петрушки объелся? Валидола пересосал? Прежде чем заходить в дом, нужно было выяснить, кто в нем живет, чем дышит и дружит ли с головой? Но, похоже, сельчане сами находились в состоянии глубокой прострации. Хорошо, допустим, старик — бывший милиционер (об этом говорила его манера держаться и специфические слова, проскакивающие в лексиконе), но каким образом он связан с городскими делами? Ладно бы, только с делами. Откуда он знает, кто их расследует, его фамилию, наконец? Этого Полынцев, даже подключив фантазию, объяснить не мог. Такое случалось с ним впервые. Ощущения были неприятные. Будто кто-то залез за пазуху и вытащил служебное удостоверение. Впрочем, все только начиналось.
— Так чего мы ждем?! — взвился он снова. — Надо действовать, надо работать!
— Все, что нужно — делается. И тому не стоит мешать.
— Кем делается?
— Мной.
— Послушайте! Я офицер милиции и не собираюсь наблюдать за тем, как кто-то что-то делает на свое усмотрение.