Собаки зашлись яростным брешем. В домах загорелись окна…
Директор лежал на углу забора, уткнувшись лицом в землю. На капюшоне его темнело огромное кроваво-влажное пятно.
Петрович перевернул тело на спину, нащупал пульс.
— Нет, «скорая» ему не нужна, — сказал он со вздохом.
Стоявший рядом длинноволосый парень захлопнул крышку мобильного телефона.
— Тот тоже готов, — кивнул он на кусты, где укрывался бандит…
Полынцев вел по улице старика и водителя, скованных наручниками. Они хмуро озирались по сторонам, бросая отрывистые гортанные фразы на незнакомом языке.
— Организуй охрану места происшествия, — сказал Петрович юноше, поднимаясь с колен. — Я пойду этих определять.
1941 г.
Как мама и обещала, в скором времени они уехали из родного города.
Впервые в жизни Коля попал в чужие края. Сизые горы, мохнатые леса, каменистые ущелья, звонкие речушки, фрукты, орехи, виноград — вот чем встретил гостей удивительный край, который назывался Кавказом.
Здесь говорили на непонятном языке, мужчины ходили с кинжалами, а женщины прикрывали лица платочками. Маму перевели сюда работать в детский санаторий. Дали большую комнату в доме для сотрудников, прикрепили к местной столовой. Коле понравилось, как здесь кормили: по четыре раза в день и всегда вкусно. Буквально за неделю он облазал все окрестные леса, перекупался во всех речках, дважды забирался в горы. Дружбу водил с детьми из санатория. Несмотря на то, что многие из них были нездоровы, играть не отказывался никто. Все было хорошо, пока не наступило 22 июня. А потом все стало плохо.
Известие о начале войны резко изменило жизнь санатория, сделало ее строгой, суровой, безрадостной. Мужчин-врачей сразу забрали на фронт, остались только женщины да старый кочегар, который рассказывал Коле о том, как храбрые джигиты дружно встанут на пути фашиста и ни за что не пустят его на родную землю. Однако вышло не так.
В скором времени в небе стали кружить немецкие самолеты, в лесах появились вражеские диверсанты.
Однажды мама поехала за медикаментами в город… и больше не вернулась. Машина подорвалась на мине.
Коля остался один.
Глава 17
Петрович сидел на кухне с поникшей головой. Напротив стоял Полынцев, заложив руки за спину, сверля его лысину строгим, пасмурным взглядом.
— Ну что, закончилась ваша игра?
Старик кивнул.
— Вроде бы.
— Ну и как результат? Устраивает?!
— Зря вы стали машину задерживать. Мы бы их потом всех взяли.
— Почему вы этого хачика выпустили, черт бы вас подрал?! Почему сами сработали не по плану?!
— Это моя вина. Но я бы ее исправил. Кто ж знал, что такое совпадение выйдет. Во сне не приснится.
— Я жду объяснений.
— Это длинная история.
— Постарайтесь изложить короче.
— Короче не выйдет, она с войны начало берет.
— Хоть с Рождества Христова. Я жду.
— Ну, что ж, рассказывать, так рассказывать, — тяжело вздохнул Петрович и поднял голову, — слушайте… В детстве я какое-то время жил на Кавказе…
— Вот так новость? — с удивленьем присвистнул Полынцев. — Интересные связи выплывают.
— Да нет. Совсем не то, что ты думаешь. Мать мою перевели туда работать. Она была врачом, малышей лечила. Послали ее в детский санаторий — у них там педиатров не хватало. Это было, аккурат, в июне 41-го. Там и застала нас война… Однажды мать поехала на склад, получать медикаменты. Машина взорвалась на мине… Я остался сиротой…
Через неделю, или полторы отправили меня в детский дом, в город Ейск. Правильно сделали, что отправили: там тоже были дети-сироты, с ними легче горе забывалось. Отошел, вроде бы, немного оттаял, улыбаться начал, с ребятами играть. А вскорости на Кавказ пришли немцы. Стали, как водится, помещения под свои комендатуры подыскивать. Заглянули и к нам. Видно, понравилось им тут. Погавкали меж собой, походили, посмотрели, уехали.
На следующий день во двор десятка полтора машин набилось. Выходит переводчик и говорит: «Дети, мы отвезем вас в другое место, там вам будет тепло и сытно, будете кушать шоколад и конфеты». Тут бы надо сказать, что на Кавказе к немцам относились не так, как во всей России.
— А как? — не понял Полынцев.
— Здесь Советскую власть не очень-то любили и фашистов принимали благосклонно. Не все, конечно, но многие. В общем, обещания переводчика показались и воспитателям и детям вполне правдивыми. А я к тому времени уже умел читать по глазам. Я видел, что взгляд переводчика говорит совсем другое, что-то очень нехорошее, страшное.