Товарищ Григорий, улыбнувшись, захлопнул книгу, принадлежавшую перу Типпельскирха.
— По поводу разрушений Типпельскирх здесь сильно преувеличил. Мы не позволили противнику разрушить город перед уходом, но дело не в этом. Как здесь не вспомнить Ивана Гавриловича Гаркушу, — сказал он, — который так напугал румынскую сигуранцу своими рассказами! Как видите, германские военные авторитеты до сих пор считают, что в катакомбах действительно было не меньше десяти тысяч партизан и разведчиков.
— А на самом деле?
— На самом деле гораздо меньше. Вспомните, в бадаевском отряде насчитывалось около сорока человек, против них румыны бросали временами до шестнадцати тысяч солдат. Получается — один к четыремстам…
Меня интересовала судьба подпольщиков, и я спросил об этом товарища Григория.
— Вас, вероятно, прежде всего интересует и судьба Гласова? Час назад он сидел здесь, на вашем месте… Да, не удивляйтесь! Теперь он на пенсии, несколько лет назад получил тяжелый инфаркт — переработал. Благодаря Молодцову Николай Гласов выбрался из Дальницких катакомб, его переправили туда, где он должен был работать. О нем ходили легенды. Когда-нибудь о Гласове тоже можно будет написать повесть. Но пока, пока могу только сказать, что он жив и не совсем здоров.
В беседе мы снова возвратились к чекистским делам в оккупированной врагом Одессе. Я спросил:
— В деле довольно глухо упоминается совместная румыно-германская операция «Пламя» — уничтожение Одессы. Как удалось предотвратить «Пламя» и сохранить город?
— Если вы помните, — ответил товарищ Григорий, — на первых страницах дела «Операция «Форт» есть короткая шифрограмма Киру — Владимиру Молодцову. На него возложили более широкие обязанности, чем намечалось раньше, — он должен был оказать помощь Самсону и руководить закрытой или молчащей сетью. Вот отсюда все и идет… Пока мы вели игру с румынской и немецкой разведками, пока отвлекали внимание противника переговорами по радио, будто бы принимая за чистую монету фальшивки Шиндлера, наши люди тем временем работали. Это было продолжение «Операции «Форт», которую возглавил Владимир Молодцов.
Товарищ Григорий напомнил мне показания румынского генерала Кристеску, начальника жандармского управления. Он взял со стола папку, нашел нужный лист и прочитал:
«Мы так и не могли ликвидировать советского подполья в Трансистрии. Мы не смогли узнать даже фамилии или хотя бы псевдонима полковника из советской разведки, который противостоял нам в городе Одессе.
В самый последний момент перед уходом наших и германских войск из Одессы действия подпольщиков, поддержанные населением, не позволили румынско-германским специальным войскам уничтожить важные военно-экономические объекты, например, крупнейший на Черном море одесский торговый порт. Это принесло нам в итоге серьезный военный урон. Гестапо и сигуранца оказались бессильны в борьбе с советской разведкой, предупредившей полное уничтожение города. Ее усилиями операция «Пламя» была сорвана. Это надо признать».
Враг признался в своем поражении.
— Вот видите, — сказал Григорий, — наш «Форт» выстоял против «Пламени»… В этом заслуга Молодцова, его молчащая сеть, под конец она сказала решающее слово. Помните Олега Николаевича? Я о нем как раз и говорю.
Что же касается наших противников, многие из них далеко не ушли. Их арестовали уже за пределами нашей страны. Этому мы обязаны успехам Советской Армии. Курерару, Аргира, Жоржеску, Харитона доставили в Одессу и там судили как военных преступников. Ганса Шиндлера задержать не удалось, он скрылся в Западной Германии. Так что нам еще хватает работы оберегать страну от всевозможной нечисти…
Гербиха из группы «Мертвая голова» взяли в плен, тоже судили. Он все еще недоумевал и сокрушался, как их могла перехитрить советская разведка. Вспоминал про Гаркушу.
О предателях вы уже знаете. Бойко-Федоровича, Глушкова доставили в Одессу издалека, добыли их, что называется, из-под земли. Судили и расстреляли. Предательство у нас никогда не остается безнаказанным. Помните — так думал и Яша Гордиенко, вожак молодых подпольщиков. Из него бы вырос прекрасный чекист. Он прав — предатели и провокаторы не умирают своей смертью…
Мне захотелось задать товарищу Григорию еще один вопрос:
— А судьба Полковника, который после Молодцова руководил подпольем? Он уцелел в войне?
— Это меня называли Полковником, — улыбнулся Григорий. — В сигуранце, впрочем, так же как и в гестапо, обо мне больше ничего не узнали.