В детской заплакал ребёнок. Потом Никитка прибежал и сам, требуя рассказать ему сказку про доброго динозавра, который сражается с чудовищем, живущем в его шкафу.
— Сделай тише, — громким шёпотом попросила Лена, — я пойду уложу его. И направилась в небольшую комнату в самом конце квартиры.
— Кто это у нас не спит? Кто напугал моего маленького крестника? — защекотала она двухлетнего ребёнка, способного привлечь к себе внимание разве что жестикуляцией, сопровождающейся много раз повторяющимся звуком «Бусь дись», что на языке светловолосого малыша означало «Побудь здесь». Он вскарабкался обратно в маленькую, почти касающуюся дном пола кровать, залез под одеяло и, полусидя, показал в сторону ночника.
Тот испускал рассеянный, приглушённый свет, который разбрасывал сотни цветных круглых огоньков по всей правой половине комнаты. Светящийся динозавр открывал и закрывал свою беззубую пасть и крутил маленькими лапками то вправо, то влево, бесшумно вращаясь.
— Кто там? Кто там? — спросила у Никитки Лена, которая сама заинтересовалась направлением, на которое указывал мальчик.
— Бусь дись, — повторил мальчик и лёг на бок, показав на розовую игрушку Лунтика-футболиста.
Лена подошла к ночнику и повернула выключатель по часовой стрелке. Динозавр заиграл привычной классической мелодией Брамса и осветил комнату тёплым зелёным оттенком; она прокрутила колесо ещё, и всё вокруг стало фиолетовым под музыку Дебюсси «Свет луны»; последняя мелодия для ночника-динозавра таила естественные звучания леса и моря, и жёлтые рассеянные лучи озарили полночную тьму.
— Вот. Какая мелодия тебе больше нравится? — Лена нагнулась над Никиткой и поцеловала его в лоб.
Тот ничего не ответил.
Она укрыла его одеялом, оставив снаружи лишь руки, облачённые в хлопковую пижаму с изображением медвежат.
Слева на маленьком столике с разбросанными раскрасками, фломастерами и кубиками лежала книга сказок мировых и русских авторов: Астрид Линдгрен, А.М. Горького, Н.Д. Телешова, Андерсена Г.Х., Шарля Перро и др.
Лена открыла книжку на месте бамбуковой, привезённой с востока сувенирной закладки.
— Ага. Ну, вот где вы остановились.
Она поглядела на Никитку. Его светлые густые волосы, ровный маленький нос, алые полные губы и этот постоянный, не исчезающий румянец с белых, почти прозрачных щек делали его тем созданием на свете, кого бы она с удовольствием баловала, воспитывала и кому бы дарила всё своё свободное время. Она бы водила его в детский сад, смотрела бы с ним советские и зарубежные мультфильмы, научила бы писать и, может быть, даже провела бы с ним каникулы на берегу моря. Ей казалось, что она сама родила этого мальчика, — настолько хорошо она его знала, и уже проявляющиеся черты характера этого малыша были так ей близки, что она готова была подарить ему всё своё тепло и нежность, окружить его своей лаской и заботой. В глубине души она верила, что когда-нибудь у них с Алексеем родится такой же милый ребёнок. Она бы направила всю энергию на это чудо, подружила бы свою кровинку с Никиткой, и тогда без того крепкие дружеские отношения стали бы ещё сильнее. Возможно, она идеализировала свой внутренний мир и мир своей подруги, но в действительности очень этого хотела. Хотела, но не могла. Дело в том, что два года тому назад, когда Алексей попал в автокатастрофу, их посетило ещё одно несчастье. Тогда ей, находящейся на пятом месяце беременности, поставили диагноз — замершая беременность. Сокрушённой известием о том, что плодное яйцо пустое, ей сделали операцию и назначили лечение, способное исправить ситуацию. Сейчас всё шло на улучшение, и Лена с Алексеем постепенно готовились к тому, что во второй раз обязательно получится. А пока она одна сидела на коленках, склонившись над Никиткой, и радовалась не совсем чужому и такому близкому маленькому счастью каждой женщины.
— Жил мельник. Жил он, жил и умер, оставивши своим трём сыновьям в наследство мельницу, осла, кота, — читала она сказку В.А. Жуковского.