Или ему об этом кто-то рассказал?
Никитка подошел к курящему мужчине и сел рядом, предварительно спросив об этом разрешения. А мужичок улыбнулся и ничего не ответил. Тогда Никитка ещё долго сидел и смотрел на еле виднеющийся на противоположном берегу такой же поросший травой островок.
Потом он подошёл к воде и, пытаясь на весу дотронуться до ровной глади тёмного с песочным дном озера, вдруг полетел вниз с обрыва…
Было очень страшно.
Настолько, что мальчик закричал и закрыл глаза.
Правда, тут же открыл. Ведь с закрытыми глазами он не понимал, куда летит…
Он проснулся.
Озноб вернулся, и Никитка всеми силами вцепился в ствол дерева, чтобы не упасть. Ведь он проснулся от того, что вот-вот упадёт.
Сердце заколотилось.
Он сидел на такой большой высоте, что, когда он посмотрел вниз, к маленькому горлу подступила тошнота, а шум налетевшего ветра пронзил острым холодом и будто подтолкнул его к пропасти. Будто захотел, чтобы мальчик упал сейчас вниз навстречу грубой и влажной земле.
Как же он смог сюда залезть?
Внизу практически не было сучков. Лишь один острый край торчал небрежно снизу, в двух метрах от него. Он вспомнил, как ночью схватился за него, и посмотрел на ладонь — на ней остался сине-бордовый отпечаток синяка. Превозмогая ужас, ребёнок развернулся передней частью тела к стволу сосны и, обняв его как можно крепче, начал медленно, но верно спускаться к земле. Несколько раз он думал, что вот-вот упадет. Но он превозмог. Он справился. До земли оставалось ещё метра полтора, когда он ослабил руки и ноги и, не желая больше бояться, спрыгнул.
В ногах отозвалась протяжная боль.
Но спустя несколько секунд она прошла.
Теперь мальчик стоял посреди деревьев, окруженный упавшими стволами и кустами. Суматошно и резво озирался по сторонам.
«Куда идти?
Есть ли здесь волки?
Как найти дорогу?»
41.
Поистине душное утро выдалось на севере Подмосковья. С туманом и с запахом гари от выжженной травы на близлежащих полях. В майскую пору шло массовое приготовление к новым посевам, и накануне дым стоял тёмно-серым столбом пыли, возвышаясь над верхушками совсем позеленевших деревьев.
Антон стоял на деревянном крыльце мотеля и вдыхал отравляющий дым, в который раз обещая себе бросить это дело.
Он видел две основополагающие причины курения.
Первая его, безусловно, убивала, но чертовски успокаивала нервные клетки.
Вторая оправдывала его творческие завершения административных и уголовных дел, лидируя в качестве веского аргумента не бросать втягивание смога. По крайней мере, до и после курения Антон чувствовал положение дел совершенно разными. Когда он начинал нервничать и думать, то не мог сдержать покусывание нижней губы, что явно намекало на желание занять рот сигаретой и перестать хмуриться.
То он и делал.
После чего взвешивал свежую идею и отбрасывал окурок в сторону. Сколько таких окурков набралось за всю его карьеру в ФСБ, можно было только гадать. Но все они, безусловно, были малыми или большими идеями.
Сейчас он думал о нескольких факторах одновременно.
Не оправдывающим его обстоятельством было то, что вместо текущих планов он помогал другу в розыске ребёнка, помогая МВД и Интерполу в поимке виноватого в убийстве испанского гражданина. Сколько бы ни было на его плечах расследований, связанных с госбезопасностью, это дело никак не характеризовало его с лучшей стороны. Он прекрасно понимал, что может сулить ему несоблюдение законодательства и использование служебного положения в личных целях. Но наряду с общественными интересами и принципами Антон Гладких ставил семью и дружбу. Не мог он думать о карьере, когда речь шла о безопасности его личного окружения. Очевидным было его намерение перейти все государственные принципы и практики, когда, как казалось на первый взгляд, плёвое дело с отравлением вышло за область одной игры, чтобы начать другую. Конечно, он не ожидал, что его намерение помочь разобраться в убийстве Касьяса выльется в иное дело — уже о похищении ребёнка.
Никто иной, как следственные органы МВД должны были этим заниматься. Но Антон уже не мог остановиться. Его компетенция могла бы выручить не только друзей, но и доказать собственным моральным принципам, что есть в нем ещё что-то человеческое.
Приятное было крыльцо у мотеля. Прямо напротив леса, а не дороги, как бывало наоборот.
Мысль вернулась к похищению мальчика, которую нужно было решать немедля.