Кожа у него была золотисто-смуглая, волосы черные, а когда он поднял (с видимым недовольством) глаза от книги, которую держал в руках, Нэнси увидела, что глаза у него карие, а черты лица идеально правильные. Было в нем что-то вневременное, будто он вышел в материальный мир из какой-нибудь картины. И тут он заговорил:
– Какого хрена ты тут опять забыла, Суми? – в его речи слышался оклахомский акцент, густой, будто слой арахисового масла на тосте. – Я же тебе еще в тот раз сказал – нечего тебе здесь делать.
– Ты просто злишься, что я лучше придумала систему расстановки для твоих книг, – невозмутимо сказала Суми. – Да и все равно ты это не всерьез говорил. Я твой свет в окошке, пропаду – сам же скучать будешь.
– Ты их расставила по цвету, и я потом неделями не мог доискаться, где что. Я занят важным исследованием. – Кейд распрямил ноги и соскользнул со стопки книг. Одна книжка при этом свалилась, но упасть на пол не успела – он ловко подхватил ее. Потом повернулся к Нэнси: – Ты новенькая. Надеюсь, она тебя еще ни во что не втянула.
– Пока что только в чердачную дверь, – глупо сказала Нэнси. Щеки у нее вспыхнули, и она добавила: – В смысле, нет. Обычно меня не так легко во что-то втянуть.
– Она из тех, кто живет по принципу – замри, не шевелись, и, может быть, тебя не съедят, – сказала Суми и сунула Кейду в руки чемодан. – Вот, погляди, что ее родители устроили.
При виде ядовито-розового пластика Кейд приподнял брови.
– Ярко, – сказал он, чуть подумав. – Можно перекрасить.
– Сам чемодан – пожалуй. Но трусы-то не выкрасишь. То есть, вообще-то можно, но они потом будут колом стоять, как будто в них нагадили – поди докажи, что это не так. – На секунду лицо у Суми просветлело. Когда она снова заговорила, слова звучали так четко, что слышать это от нее было неожиданно и почти жутковато. – Родители подменили ей всю одежду, когда отправляли в школу. Знали, что ей это не понравится, и все равно сделали по-своему. Там записка была.
– А-а, – протянул Кейд – до него вдруг дошло. – Еще одна. Ну ладно. Значит, простой обмен?
– Извини, но я не понимаю, что происходит, – сказала Нэнси. – Суми схватила мой чемодан и убежала. Я не хочу никого затруднять…
– Ты не затрудняешь, – ответил Кейд. Забрал у Суми чемодан и повернулся к Нэнси. – Родители иногда не хотят признавать, что все изменилось. Им хочется, чтобы мир оставался в точности таким, как раньше, – до того, как их дети ушли навстречу приключениям и своей новой судьбе. А когда мир им не подчиняется, стараются силой втиснуть его в те же клетки, в которых держали нас. Кстати, я Кейд. Страна фей.
– Я Нэнси, а дальше – извини, не поняла.
– Я был в Стране фей. Три года там прожил, гонялся за радугами и рос не по дням, а по часам. Я убил короля гоблинов его собственным мечом, и он, испуская дух, провозгласил меня своим преемником – принцем гоблинов, наследником трона. – Кейд скрылся в лабиринте книг вместе с чемоданом. Его голос доносился из книжных завалов, и только по голосу можно было понять, где он сейчас. – Король был моим врагом, но он первым из всех взрослых разглядел, кто я такой. Весь двор Принцессы Радуги был возмущен до глубины души, и у первого же колодца желаний меня вышвырнули обратно. Я очнулся в поле, посреди Небраски, снова десятилетним, в платье, которое было на мне в тот день, когда я провалился в Призму. – Это слово он произнес так, что было совершенно ясно – это Призма с большой буквы, название какого-то странного прохода или портала. Голос его болезненно дрогнул, словно каждый звук этого слова вонзался в него, как нож в живую плоть.
– И все-таки я не понимаю, – сказала Нэнси.
Суми театрально вздохнула.
– Он говорит, что провалился в Страну фей, это почти как Зазеркалье, только это территория Крайней Логики, которая зачем-то выдает себя за Крайний Абсурд, а на самом деле ничего подобного, у них там правило на правиле и правилом погоняет. Попробуй только нарушь – вжик! – она чиркнула рукой по горлу, – вылетишь вон, как прошлогодний мусор. Они-то думали, что утащили к себе девочку – феи обожают сманивать девочек, жить без этого не могут, дурная привычка, – а оказалось, девочка-то только снаружи, а на самом деле мальчик. Опа! Тут и сказочке конец. Вышвырнули его туда, откуда взяли.