— Но я не отдам ее вам, я ее себе оставлю, она мне тоже идет, — заявляла Эмма Сигизмундовна.
Асмик великодушно соглашалась:
— Берите, какие могут быть разговоры!
Эмма Сигизмундовна вздыхала в ответ:
— Нет уж, забирайте, пока я не раздумала. Она как на вас сшита. И совсем недорого — шестьдесят пять рублей.
Асмик выкладывала ей деньги, брала кофту и ни разу не могла надеть ее.
Володя злился, на чем свет стоит ругал Асмик.
— Чего ты нюхаешься с этой спекулянткой? Она же на тебе здорово зарабатывает!
Асмик соглашалась с ним, клятвенно обещая ничего больше не покупать у Эммы Сигизмундовны.
Асмик хорошо зарабатывала, но погоня за туалетами основательно подкосила ее бюджет.
Володя получал ставку ординатора, все деньги отдавал Асмик и был на редкость неприхотлив, ему ничего не нужно было, ни пальто, ни костюмов, ни нарядных рубашек.
Он сердился, когда Асмик покупала ему рубашку, или белье, или итальянские, жатой кожи башмаки.
— Я не франт, — говорил он. — Прохожу в том, что есть.
— Я хочу, чтобы ты был красивый, — отвечала Асмик и продолжала покупать для него, что ни увидит.
Бабушка, как и обычно, часто звонила ей по телефону.
Расспрашивала о здоровье, ругала за то, что Асмик не пишет диссертацию.
— В наше время, — кричала бабушка, — с твоими способностями, пренебрегать научной деятельностью…
Асмик слушала ее сокрушенно. Бабушка еще не знала о самом главном — о Володе.
Что будет, когда она узнает?
Она посоветовалась с Володей. Володя отнесся к ее словам безразлично.
— Мне бы твои заботы, — сказал он. — Ты что, все еще мыслишь себя несовершеннолетней?
Асмик разозлилась и заказала разговор с Ереваном на ноль часов.
Ночью слышимость была всегда отличной.
— Бабушка, — начала Асмик, — у меня новость…
— У меня целых две, — перебила бабушка. — Во-первых, я еду на конгресс в Амстердам, а во-вторых, у Ленивца была чумка, но в легкой форме, мы с Шушкой пичкаем его витаминами, и он поправляется…
Асмик слушала ее. Как начать? Как подойти, чтобы не испугать бабушку?
— Что же ты молчишь? — спросила бабушка. — Может быть, не надо давать так много витаминов? Это все Шушка, я против, а Шушка все свое.
Асмик решилась сразу, словно с головой в воду.
— Бабушка, я вышла замуж.
— Плохо слышно, — закричала бабушка. — Повтори еще раз!
Должно быть, она все-таки что-то расслышала, потому что голос ее зазвучал встревоженно.
— Я вышла замуж, — сказала Асмик. — Я люблю, и меня любят, и я очень счастлива.
— Сумасшедшая, — сказала бабушка и замолчала.
— Алло, — позвала Асмик. — Бабушка, куда же вы пропали?
Бабушка не отзывалась.
Асмик стучала по рычагу, кричала изо всех сил:
— Дайте Ереван! Безобразие! Почему вы прервали разговор?
— Не ори, — неожиданно тихо сказала бабушка. — Я тебя хорошо слышу. Кто он, этот безумец?
— Врач, — ответила Асмик. — Мы вместе работаем.
— Значит, диссертация побоку? Теперь уже окончательно?
— Нет, почему же, — пристыженно сказала Асмик.
Она не думала ни о какой диссертации. Ни о чем решительно не могла думать, только о Володе.
— Напиши мне подробное письмо, — приказала бабушка. — А то я, кажется, не все понимаю по телефону.
Асмик написала длиннющее письмо. Описала Володю, его внешность, манеры, характер. Только об одном умолчала — о Володином возрасте. Боялась, бабушка прочтет и разразится долгими поучениями и назиданиями о поспешности и необдуманности предпринятого Асмик шага.
«Ну, а если она его увидит, — размышляла Асмик. — Что тогда?»
Ей представлялись черные, изумленные глаза бабушки, сравнивающие ее и Володю. От нее можно ждать всего, чего хочешь, возьмет да и ляпнет прямо, без обиняков:
— Несоответствие возрастов — верный залог недалекого развода.
Или еще что-нибудь в этом роде. Что ж, пусть ее.
Она, Асмик, земная, жизнелюбивая. Она не хочет подавлять свои желания. Она верит Володе, верит в его любовь.
И Асмик усмехалась своим мыслям. Вот до чего дошла! Не только красиво говорит, но и думает крайне изысканно…
14
Туся не любила воскресенья.
Уже в субботу ей виделся длинный, бесконечно долгий, как дорога в пустыне, день. Нет работы, ничего не надо делать, она одна и четыре стены.
Сама о себе она думала так:
«Я из той породы, что трудно переносит одиночество».
Правда, ее нельзя было назвать совершенно одинокой. У нее были друзья, и они любили ее, но у каждого своя жизнь, а она — она была то, что теперь модно называть «женщина с неустроенной судьбой».