Однажды вечером он стремительно вошел в контору уже перед самым ее закрытием, и она прочла в его изменившемся до неузнаваемости лице подавленность и тревогу: оно выражало все что угодно, только не то, что он ее узнает. Он сунул ей телеграмму совсем так, как если бы от одного отчаяния и невообразимой спешки взгляд его помутнел и он ничего не видел вокруг. Но едва только она встретилась с ним глазами, как все осветилось, и свет этот сразу же набрал силу и наполнился смыслом. Все теперь стало на свои места, ибо это было сигналом, возвещающим ту самую «опасность»; казалось, что-то взметнулось со дна и неслось теперь неукротимым потоком. «Да, это случилось, беда наконец стряслась! Простите меня, ради бога, я так утруждал вас, так вам надоедал, но помогите мне, спасите меня – отправьте это без промедления, сию же секунду!» Да, конечно, случилось что-то страшное, разразилась какая-то катастрофа. Она тут же сообразила, кому адресована телеграмма: мисс Долмен из Пэрид Лодж, той, которой леди Бредин телеграфировала в Дувр последний раз и которую, после того как девушка вспомнила все, что с ней было связано раньше, она тогда еще для себя определила. Мисс Долмен фигурировала в их прежних телеграммах, а потом перестала появляться совсем, а теперь вот он настойчиво взывал именно к ней:
«Совершенно необходимо увидеться. Приезжайте последним поездом Виктории [13], если успеете. Если нет, утром как можно раньше обоих случаях отвечайте немедленно».
– Ответ оплачен? – спросила она. Мистер Бактон в эту минуту отлучился, а клерк – тот сидел за клопфером. В конторе не было ни одного клиента, и она подумала, что никогда еще, даже в тот вечер в Парке, ей не случалось оставаться с ним в такой близости.
– Да, оплачен, и прошу вас, как можно скорее. Девушка мгновенно наклеила марки.
– Она успеет на поезд! – едва переводя дух, заверила она так, как будто могла это гарантировать.
– Не знаю… Надеюсь, что успеет. Это страшно важно. Вы так любезны. Как можно быстрее, пожалуйста.
Было какое-то удивительное простодушие в том, что он забыл обо всем на свете, кроме грозившей ему опасности. Всего, что произошло между ними за это время, теперь как бы не было вовсе. Ну что же, она ведь и раньше хотела, чтобы все личное отошло в сторону. По счастью, самой ей не было в этом нужды; однако, прежде чем побежать к клопферу, она улучила минуту и, едва переводя дыхание, спросила:
– Случилось несчастье?
– Да! Да! Ужасный скандал!
Но на этом все и оборвалось; как только она кинулась к клопферу, едва не столкнув при этом сидевшего рядом клерка со стула, она услыхала, как хлопнула дверца кеба, в который он тут же вскочил. И в то время как он мчался куда-то, охваченный тревогой, чтобы еще что-то успеть, его обращенный к мисс Долмен призыв устремился к цели.
На следующее утро, минут через пять после того, как она пришла в контору, он снова туда явился, еще более расстроенный, и ей показалось, что он похож на мальчика, который чего-то испугался и прибежал к матери. Сослуживцы ее были на месте, и тут она поняла важную для себя вещь: стоило ей увидеть его волнение, его незащищенное испуганное лицо, как она сразу перестала на них обращать внимание. Ей стало ясно как никогда, что надо только действовать уверенно и прямо, и тогда они выдержат едва ли не все на свете. Ему нечего было отправлять – она не сомневалась в том, что все свои телеграммы он уже откуда-нибудь отправил, – и тем не менее его, как видно, мучил какой-то огромной важности вопрос. Он один был у него во взгляде, в котором погасла память обо всем остальном. Он был изможден охватившей его тревогой и, должно быть, за ночь не сомкнул глаз. Жалость ее к нему была так велика, что пробуждала в ней бог знает какую отвагу. И она, кажется, начинала наконец понимать, почему так глупо себя повела.
– Она не приехала? – едва слышно спросила девушка.
– Приехала, но тут какая-то ошибка. Нам нужна телеграмма.