Тогда… что будет со мной?
– Скажите, – поддавшись импульсу, спросила я, глядя в спину Игоря Максимовича, который провожал меня к пациенту. – Он опасен?
– Кто? – уточняет мужчина, бросив на меня быстрый взгляд через плечо.
– Брат Макара Егоровича.
– Он ненормальный, псих… У него бывает много разных сбоев в голове, но в отношении слабого пола… он благоразумен, – отвечает мужчина, продолжая путь. – Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает, – заверяет, явно понимая, к чему мой интерес.
Я быстро взяла себя в руки. «Не задавать лишних вопросов», – напомнила себе. Если что, моя сестра знает адрес, куда я направилась. К тому же… Константин Эдуардович не посоветовал бы ничего из того, что угрожало бы мне. Он знает, что моя жизненная ситуация итак плачевная.
Хотя… если посмотреть с другой стороны… Что я могу? За меня некому заступиться. Некому искать, кроме Эли. Но она еще совсем юная и глупая. Ее легко обмануть.
– Пришли, – говорит мужчина, останавливаясь напротив последней двери. – Не забывайте: он больной. А больные могут нести всякую чушь. Поэтому… все, что вы услышите за этой дверью, не воспринимайте всерьез.
Я киваю, и мужчина вводит шестизначный код, который автоматически запоминаю: «333000». Дверь издает щелкающий звук, а затем открывается.
Мы входим внутрь, и на мгновение я замираю, поскольку совсем не ожидала увидеть то, что здесь было.
Большое пространство комнаты не совсем походило на палату умалишенного. Здесь не было оббитых толстым слоем поролона стен, смирительной рубашки, необходимой пустоты, требующей отсутствия острых или хрупких предметов, которыми душевнобольной человек мог бы нанести себе вред. Скорее, эта комната была похожа на квартиру некого студента, у которого было «все включено».
С одной стороны находился душ, отделенный мутной клеенкой, с другой имелся стол со стулом. Чуть дальше – какие–то тренажеры, беговая дорожка, а рядом стоял шкаф с множеством книг. На стене висел телевизор, а в стороне виднелась массивная железная кровать, на которой в данный момент и размещался мой предположительный пациент.
Пациент…
Он тоже не оправдал моих ожиданий. Я ждала хилого, прикованного к постели человека, который не может физически о себе позаботиться, а увидела татуированного, перекаченного здоровяка в черной майке и свободных спортивных штанах. На голове и подбородке мужчины была достаточно густая поросль волос, которая значительно скрывала его лицо. Единственное, что мне удалось разглядеть, – это цвет его черных глаз. Но в данный момент эти глаза неотрывно смотрели в одну точку, вызывая во мне некий озноб от ужаса и страх.
До чего же мрачный тип!
На первый взгляд, нормальный, здоровый мужчина… И лишь некая глубокая отстраненность, немигающий взгляд и явная потеря его связи с реальностью говорили о том, что с ним что–то не так. Он даже не шевельнулся, когда мы вошли, продолжил сидеть, словно застывшая статуя, совсем не реагируя на нас.
– Что с ним? Он всегда такой? – не сдержалась.
– Нет. Это временное действие специального препарата. Он слишком буйствовал, – отвечает Игорь Максимович. – Завтра он сможет более или менее понимать происходящее, и тебе нужно будет его покормить, отвести помыться и проследить, чтобы он выпил лекарство. А если упросишь его побриться, – добавляет с ухмылкой, – получишь премию от хозяина в двукратном размере!
– А с этим проблемы? – уточняю.
– Мы могли бы его вырубить и подстричь, но Макар Егорович дал ему возможность выбора, – объясняет. – Почему–то не стричься для него равноценно жизни!
– Тогда зачем его стричь, если ему это не мешает? – спрашиваю, между прочим, внимательно разглядывая застывшего на кровати мужчину.
Жалко… Очень жалко его, поскольку руки были скованны наручниками на длинной железной цепи, которая могла выдержать силу настоящего гризли. Цепочка была достаточно длинной, чтобы он мог сместиться, дотянуться до книги или что–то сделать в диаметре кровати, но не более, а металлические обручи наручников настолько плотно обхватывали крепкие запястья, что на них виднелись темно–синие пятна и достаточно глубокие кровавые борозды.
– У него кровь, – бросила, не задумываясь.
– Сам виноват. Иногда у него бывают приступы, и он вредит сам себе, – без капли сожаления отвечает мужчина.
– Я могу обработать… – хотела предложить, но он меня одернул.
– Завтра обработаешь! На сегодня достаточно! Думаю, о главном вы узнали, а подробности уже завтра, – добавляет, явно давая понять, что пора уходить.