– Вы когда-нибудь видели Байера интегрированным с Керни вне работы? – спросил я.
Бухолд взглянул на мужа.
– На самом деле мы вращаемся в разных социальных кругах, – сказал тот. – Я не поощряю попытки Джима слишком уж сближаться с персоналом. Лучше, если в нем видят босса, а не приятеля.
– Похоже, это можно расценивать как «нет», – резюмировала Ванн.
– Это не потому, что он – хаден, вернее… был хаденом, – поспешно добавил Бухолд и повернулся ко мне. – Я ко всем моим работникам отношусь одинаково. В службе персонала у нас даже есть специальный сотрудник, который следит за этим.
– Я вам верю, – сказал я.
– Да, но вы же слышали, как этот сукин сын Хаббард унижал меня сегодня? – возмутился Бухолд. – У меня в штате пятнадцать научных сотрудников с синдромом Хаден. Никто бы из них там не работал, если бы они считали, будто я отношусь к ним как к недочеловекам или будто их работа как-то повредит хаденам.
Я поднял руку, чтобы привлечь его внимание:
– Мистер Бухолд, я здесь не для того, чтобы осуждать вас, и не для того, чтобы побежать к отцу и нашептать ему о вас. Прямо сейчас я расследую взрыв ваших зданий. Пока наш главный подозреваемый – один из ваших работников. Наша первоочередная задача – установить, действительно ли подрывник он и если так, то какую цель он преследовал.
Бухолд, казалось, чуть расслабился, но Ванн снова начала его прессовать:
– Доктор Байер когда-нибудь говорил о Кассандре Белл?
– За каким чертом ему было о ней говорить?
– Джим, – укорил его Уиссон.
– Нет, – покосившись на мужа, отрезал Бухолд. – Я никогда не слышал от него имени Кассандры Белл.
– А его коллеги-ученые? – не унималась Ванн.
– Да, о ней вспоминали между делом, потому что она публично выступает против наших исследований, – сказал Бухолд. – Мы всегда задавались вопросом, попытаются ли обычные протестующие вывести нас на чистую воду из-за опытов над животными, которые нам приходилось проводить, но ничего подобного не происходило, и, я думаю, никто даже не помышлял о том, что ее слова могут как-то касаться нас. Да и с какой стати?
Я посмотрел на Ванн, пытаясь понять, что она задумала. Она кивнула мне:
– Доктор Байер оставил предсмертную запись. В ней он упомянул Кассандру Белл.
– В смысле? Она с этим как-то связана? – спросил Бухолд.
– У нас нет оснований так считать, – ответила Ванн. – Но тем не менее мы проверяем все ниточки.
– Я знал, что это случится, – сказал Бухолд.
– Что случится? – поинтересовался я.
– Насилие, – ответил Бухолд. – Рик подтвердит. Когда наши тупоголовые конгрессмены пропустили закон Абрамса—Кеттеринг, я сказал Рику: рано или поздно начнется смута. Нельзя просто так взять пять миллионов людей, сосущих государственную сиську, выкинуть на улицу и ждать, что они покорно уберутся восвояси. – Бухолд посмотрел на меня и добавил: – Без обид.
– Я не обиделся, – солгал я, но решил не развивать тему. – Насколько теперь все отложится?
– Вы имеете в виду наши исследования?
– Да.
– На годы. В лаборатории хранились уникальные данные, которых больше нигде нет.
– Вы не делаете резервного копирования? – спросила Ванн.
– Разумеется, делаем, – ответил Бухолд.
– Но вы можете загрузить копии из ваших сетей?
– Вы не понимаете, – сказал Бухолд. – Мы никогда не выкладываем ничего по-настоящему стратегически важного в сеть. Как только мы бы сделали это, нас бы сразу взломали. Однажды мы загрузили на подставные серверы закодированные фотографии, мать их, котов и не сообщали никому о том, что загрузили. Не прошло и четырех часов, как их хакнули ребята из Китая и Сирии. Нужно быть идиотами, чтобы помещать конфиденциальные данные на публичные серверы.
– То есть все ваши данные хранились локально, – подытожил я.
– Да, локально, и копии на внутренних серверах, – подтвердил Бухолд.
– А бумажные архивы? – спросила Ванн.
– Конечно были, хранились в помещении с ограниченным доступом в лабораторном корпусе.
– Значит, и они, и сетевой архив взлетели на воздух вместе со зданием, – заключила Ванн и красноречиво посмотрела на меня, мол, бывает же такое разгильдяйство.
– Все так, – кивнул Бухолд. – Возможно, кое-что удастся собрать из недавней электронной почты и данных с компьютеров в офисном здании, если, конечно, они пережили взрыв и усилия пожарных. Но не стоит обманывать себя надеждой. Годы исследований – насмарку. Разлетелись в пыль.
– Глядите-ка, полночь, – сообщил я, когда мы с Ванн ехали к моему дому. – Мой первый настоящий рабочий день закончился.