утихнет. Я, правда– правда, не думаю, что ты должна делать это.
– Мне не кажется, что он будет допрашивать меня или что–то подобное. Может ему просто не
с кем поговорить.
– Но почему это должна быть ты? Из всех людей?
– Потому что он знал, что я жила с Тарой в одном домике? Потому что мы дружили? Я не
знаю. Я думаю, что задолжала ему хотя бы разговор. Это всѐ, что я могу сделать, после...
– Это был несчастный случай, помнишь?
Клянусь, если Касс ещѐ раз произнесѐт слова "несчастный случай"... Это еѐ мантра с тех пор,
как всѐ произошло. Она держится за это, как за спасательный круг во время шторма.
– Это всѐ ещѐ наша вина. И мы должны рассказать правду о том, что случилось. Мы должны
сказать правду.
Она знает, что я чувствую, а я знаю, что чувствует она, и мы совсем не одного мнения, что
заставляет меня задуматься о том, что общего между нами. Как мы можем вернуться к нормальной
жизни после такого? Мы еѐ не заслуживаем.
Касс вздыхает и плюхается на кровать.
– Давай больше не будем об этом говорить. Не могу снова слушать это. Делай, что хочешь.
Говори с Джеком, как хочешь. Просто будь осторожна, хорошо?
Мы молчим некоторое время. Я не должна ничего говорить. Я ручалась за Джека. Но не
сейчас. Разговор с Касс показал мне, что поговорить с Джеком будет абсолютно правильным
решением. Я не настолько глупа, чтобы думать, что это уладит случившееся, хотя бы на немного. Но
всѐ равно я должна вернуться на правильный путь. Вернуться к той, кто я есть. Я всегда думала о
себе, как о ком–то, кто делает всѐ правильно или, по крайне мере, пытается.
Я надеюсь, что в один прекрасный день снова стану таким человеком.
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
Глава 4
Джек может прийти в любую минуту. Я рано, конечно. Сижу в каком–то маленьком кафе,
которое раньше никогда не замечала, хотя, должно быть, проходила мимо тысячу раз.
Я заказала горячий шоколад с зефиром. Дверь звонит каждый раз, когда кто–то уходит или
заходит, и я смотрю на неѐ всѐ время. Ожидая, что Касс ворвѐтся и вытащит меня отсюда за волосы.
Но мне удалось избежать еѐ в суете последнего школьного дня. Слава Богу, я не сказала ей, где
встречаюсь с Джеком.
Я проверяю время: он опаздывает. Я делаю глоток своего горячего шоколада прежде, чем он
превращается в холодный шоколад. В дополнение, я тщательно вытираю рот и противостою (с
трудом) искушению посмотреть на себя в зеркало. Это же не свидание, правда? По правде, это
полная противоположность свиданию, если такое вообще возможно.
Я изучаю меню, хотя уже делала это пять минут назад или около того. Затем дверь звенит ещѐ
раз и появляется он. Он в школьной форме, но выглядит хорошо. Верхняя пуговица рубашки
расстѐгнута, галстук ослаблен. Сумка перекинута через плечо, а на ногах чѐрные конверсы. Он
осматривает помещение и улыбается, когда находит меня.
– Алиса, привет. Спасибо, что пришла.
Вместо того чтобы сесть напротив, он садится рядом со мной. Официантка появляется из
ниоткуда, и он заказывает чѐрный кофе и ещѐ один горячий шоколад прежде, чем я успела возразить.
Мой желудок сжимается.
– Ну... как у тебя дела?
На секунду мне кажется, что он собирается дотронуться до моей руки, но он этого не делает.
– Я... А как у тебя дела?
– Хорошо, полагаю, – он потирает лицо, –я рад, что с похоронами покончено. Я боялся этого.
– Твоя речь была прекрасной.
Он усмехается.
– Правда? Спасибо. Но отец так не считает. Он такой: "Почему ты сказал так о Таре? Ты не
должен говорить плохо о мѐртвых". Он считает, что это было совершенно неуместно, – он
усмехается, глядя на циферблат часов, –полагаю, что вряд ли могу его винить. Не так он хочет
запомнить Тару.
– Сейчас всѐ наверняка сложно дома...
Джек пожимает плечами.
– Мама большую часть времени проводит в комнате Тары, уставившись в пространство. У
Тары есть толстовка, которую она носила по дому всѐ время, и мама сидит с ней на коленях.
Много лет я не видела Тару в толстовке. Образ матери Тары наполняет меня грустью и это
просачивается в каждый уголок моего тела. Всѐ это дополняют ещѐ некоторые детали: дождь
моросит за окном, попадая на окно, слѐзы катятся по еѐ лицу, Джек смотрит из дверного проѐма.
– Папа не намного лучше, просто по–другому. Кажется, я не могу ничего сделать правильно,