Жавер, не моргая, рассматривал его.
- Этот человек разжигает народное недовольство в целях расшатывания порядка и спокойствия города.
Грантер вздохнул.
- Он лишь говорит то, во что верит, разве это запрещено? Свобода слова…
Жавер отвернулся от него.
- Свобода слова – это одно, но разжигание общественной ненависти – это другое.
Эммануэль обернулся и взглянул на Анжольраса. Ветер трепал светлые волосы якобинца, а шарф трепыхался кроваво-красным пятном на бледной шее.
- Люсьен Анжольрас – анархист, - со вздохом добавил Жавер.
Грантер не хотел знать, откуда инспектор знает это имя.
- Нет, он Антуан Сен-Жюст, радикальный борец за свободу и равенство. Но, мсье, - Грантер следил за Жеаном в толпе и с грустью заметил Эпонину возле Комбеферра. Она не кричала лозунги, по всей видимости, на митинге она оказалась по той же причине, что и сам Грантер – защитить детей Революции, - не убивайте глашатая. Он всего лишь речи толкает, организатор не он.
Жавер вздрогнул и тут же обернулся лицом к Грантеру.
- Он. Я знаю всю его шайку…
Грантер горько рассмеялся, спрятав руки в карманы толстовки.
- Вы видели его? Слушали его речи? Люди попадают под его влияние, именно такие как он и должны доносить идеи народу, но это не значит, что он их автор - всего лишь марионетка. Все революции и восстания начинают поэты и одухотворенные романтики, они хотят перемен к лучшему, светлого будущего, - Грантер не мог сказать, зачем покрывает Люсьена, но это была его единственная надежда. Главное, чтобы бунт не наступил слишком рано. - В итоге, именно эти люди падут первыми, по их трупам пройдут новые политики и тираны. Не убивайте глашатая, он ни черта не знает, мсье.
Жавер нахмурился, а потом глубоко вздохнул, не обращая внимания на нарастающий шум в толпе.
- Всего лишь пешка в руках анархистов и политиков? Вы верите в это? Циничные речи, сказанные на фоне того, за что так самоотверженно борется мальчишка и его друзья! Неужели автор этих речей - нигилист?
Грантер хмыкнул и кивнул. Если надо будет, он накинется на этого человека. У Эпонины и Прувера хватит ума заставить детишек сбежать с площади и залечь на дно. Жавер отдал приказ отряду полиции, потому что толпа начала оглушительно реветь.
- Черт тебя дери, Анжольрас, - скривился Грантер.
- Не трогайте его. Я вам расскажу секретные планы по свержению правительства, хотите? – с нажимом произнес Грантер, положив руку на плечо офицеру.
- Мне жаль, мсье, но ваш друг доигрался. Вперед! – выкрикнул он отряду.
- Ну, я предупреждал, - вздохнул Эммануэль и со всей силы заехал кулаком в челюсть Жаверу.
В то время, пока Эр разговаривал с инспектором, Эпонина и Прувер протискивались сквозь толпу. Когда Тенардье неожиданно споткнулась и вдруг заметила Филиппа Комбеферра, она вздохнула с облегчением.
- Вы что не видите, сколько там полиции? – зло зашипела она. – Они же вас размажут по асфальту!
Комбеферр обернулся к ней с улыбкой на лице, абсолютно несвойственной ему - она была пропитана адреналином, а в глазах было столько уверенности в том, что они непобедимы. Эпонина с удивлением засмотрелась на него.
- Ферр, что за черт…
- Нас слушают, за нами пойдут, мы достучимся до их сознания, моя дорогая Эпонина, - радостно воскликнул он. Вид у Комбеферра был безумный, словно у солдата в разгар битвы - отсутствие страха, будто за спинами кучки активистов была целая армия, непобедимое войско.
Эпонине это не понравилось. Люди толкали её со всех сторон, что-то выкрикивали, и никто не обращал внимания на полицию, которая, подобно своре охотничьих псов, ждала приказа.
- Прувер, - она схватила Жеана за руку, - нужно уводить их отсюда…
Жеан неотрывно смотрел на Анжольраса, который взобрался на основание обелиска в центре площади. Он возвышался над головами толпы совсем чуть-чуть, но его слушали, его идеям внимали, словно он впервые открывал перед ними простые истины.
- Присоединяйтесь к борьбе, которая подарит вам права быть свободными, хватит ждать и деградировать в уютной рутине! – выкрикнул Анжольрас.
- Жеан! – Эпонина дернула его за руку – Полиция их сейчас всех повяжет, помоги мне!
Дальше Тенардье очень сильно толкнуло вперёд, Жавер отдал приказ, а Анжольрас выкрикнул «за свободу!», сотрясая ясное осеннее небо. Началась суматоха и жутко громкий шум со всех сторон. Понина задыхалась, потому что не знала, что делать, она дернулась влево, натыкаясь на Комбеферра.
- Филипп, - договорить она не успела. Комбеферр притянул её к себе и быстро прижался губами к губам Тенардье.
- Пусть живет Франция, - выдохнул он.
Комментарий к Вы, на баррикадах, слушайте!
Журнал Прувера после митинга http://cs621231.vk.me/v621231312/cb94/rEjhp8tBe-A.jpg
========== Пусть живет Франция, ублюдки ==========
Площадь Согласия довольно гудела: ей нравилось, что опять страну лихорадит, что десятки голосов выкрикивают лозунги и призывы, провоцируя агрессию. Площадь ликует - ей все равно, появится ли в её центре пост полиции, самосуд народа или торговцы круассанами, даже нашествие иммигрантов она вытерпит, подождет и отомстит, как всегда делала в любую эпоху; только кровью прощала она.
В пяти остановках метро от места сборища новых революционеров был лагерь беженцев из Сирии - среди них было много детей. Смуглых мальчиков и девочек, которые широко раскрытыми глазами смотрели на новую для них страну, спали на затёртых, просевших диванах в комнатах, где ночевало по пятнадцать человек. Детская одежда была слишком легкой для будущей Парижской зимы: грязные футболки, джинсы, кеды или туфельки. Черноволосые девчушки сидели, растеряно сжимая в руках не менее затёртого медвежонка или зайца; мальчишки, собравшись в стайки вокруг телевизора, что-то смотрели и бурно обсуждали, иногда смеясь.
Фейи знал, что Грантер бы не одобрил, узнай он, что его друг работает в лагере беженцев. Эммануэль их недолюбливал. Дело не только в том, что бюджет страны начнут доить ещё больше, расширяя его для социальных выплат по безработице или зарплат на уровне прожиточного минимума для беженцев - нет, всё это можно было покрыть из карманов налогоплательщиков. Хуже было то, что арабы навязывали свое мировоззрение; они не уважали страну, которая их приютила, и постоянно устраивали бунты, беспорядки, требуя всё внимание властей к себе, не пытаясь при этом найти для себя работу.
Анжольрас тоже боролся против этого, но его точка зрения была ближе к равенству всех граждан или политическому перемирию - европейцы бы его послушали, а арабы только вспыхнули бы праведным гневом, узнав, что их, гордых сынов Мухамеда, пытаются сравнять с порядками Старого Света.
Мирный протест Анжольрасa резко превратился в политическую стычку с привкусом ксенофобии: сущий бедлам на Площади Согласия, где французы с упоением били по морде полицию и беженцев из Сирии и прочих арабских стран.
Бартоломей Фейи не знал, что там происходит - он просто помогал готовить еду для детей. Грантер разрешил ему взять несколько детских книг, по которым можно было учить французский язык. Эммануэль не интересовался, зачем Фейи припекло взять эти книги, а может быть, он догадывался, но никак не реагировал: в конце концов, Грантер не считал нужным или правильным навязывать кому-то своё мнение на разные вопросы. В отличие от Анжольраса, который говорил всё, что думал, который писал так, словно мгновение - и у него не будет больше времени, будто завтра день, когда он умрёт, сгорит в собственном порыве.
К лагерю подъехал грузовик с едой, купленной на деньги волонтёров, и Фейи, закинув небольшое белое полотенце себе на плечо, поспешил ко входу, чтобы помочь занести все консервы и овощи, которые были закуплены. Когда водитель открыл дверцу в кузов машины, Фейи тяжело вздохнул: ящиков было много, и размеры они имели внушительные. Но, в действительности, еды хватит на неделю максимум. Он ухватился за ближайшую коробку и потянул её на себя - она оказалась жутко тяжелой, от чего
Фейи сдавлено зашипел, как вдруг сзади послышался голос:
- Хэй, чувак, тебе нужна помощь?