Люсьен нахмурился:
- А ты не хочешь с ней жить?
Ферр мягко улыбнулся, глядя на друга:
- Мы же не о вещах говорим – захотел и взял с собой на новую квартиру, а захотел
– оставил. Эпонина сама решит, что для неё лучше, я не настаив…
Грантер издал кучу странных звуков. Комбеферр замолчал и с удивлением посмотрел на него.
- Просто попробуйте пожить, как нормальные люди, - передразнил Курфа Грантер. – Ферр, мой тебе совет. На будущее. Эпонина пожестче любит, ясно? Это раз. А во-вторых, да, ты современный рыцарь и сэр Джорах, который тысячу раз будет приносить себя в жертву, но Понина не Дейнерис. У неё есть сердце, и она, дурак ты этакий, переедет к Фейи без вопросов, потому что не умеет быть романтичной. Она прагматик и будет думать, что живет здесь на птичьих правах и мешает Анжольрасу, Курфу и тебе. Но ты же умеешь доходчиво всё объяснять людям! Позаботься о ней, скажи ты уже, что любишь её, не ломайте комедию как, эмм, один наш знакомый художник.
Анжольрас с неподдельным интересом рассматривал лицо Филиппа Комбеферра.
- Никогда не видел, как Ферр краснеет, - заметил он вслух.
Грантер прочистил горло.
- Ладно, это я слишком прямо сказал, но суть ты уловил.
***
Спустя год после того памятного вечера Люсьен Анжольрас и Эммануэль Грантер все же переехали в квартиру инспектора Жавера. Там они прожили два с половиной месяца, а потом Грантера пригласили в издательство, где он начал работать иллюстратором. Анжольрас перевелся на заочное обучение: ему осталось полтора года, и тогда он сможет работать политологом или журналистом, как всегда и хотел. Через два с половиной месяца Грантер и Анжольрас начали снимать свою собственную квартиру. Эр проиллюстрировал еще один сборник сказок, а статью Анжольраса напечатали во французской версии National Geographic. Она была о истории Французской Революции. А точнее о том, как современное поколение относится к политикам того кровавого времени.
Однажды утром Грантер проснулся и вдруг понял, что у него в глазах стоят слёзы. Ему уже очень давно снились странные сны, полные выстрелов, пороха, видов баррикад и гвардейцев, которые кричали о том, что люди Парижа не восстали. Никто не придёт на помощь, зачем вам выбрасывать собственные жизни во имя пустых идеалов? Каждый раз Эммануэлю казалось, что он спешит в комнату на втором этаже здания с покошенными и обгоревшими стенами. Но никогда не успевает. Там гремят выстрелы, и кого-то убивают. Восемь ружей направлено кому-то в лицо. Кто-то напоминал Грантеру Анжольраса, но не был его копией. Просто фигура в красном.
Хорошо, что у Анжольраса таких снов не было. Не в этой жизни.
Когда Люсьен вернулся домой после работы, он попал в жуткий ливень. В руках у него был кот. Побитый жизнью, худой и, очевидно, голодный.
- У тебя же нет аллергии на кошек? – неуверенно спросил Анжольрас у Грантера.
Тот покачал головой, пряча в чашке чая свою улыбку.
- Тогда мы назовем её… - Люсьен задумался.
- Робеспьером, - отозвался Эр.
Анжольрас поднял одну бровь.
- Это же кошка.
Грантер пожал плечами:
- А может быть я голосую за идею, что у имен, как и у одежды, нет гендера.
Люсьен попытался не так явно смеяться.
***
Филипп Комбеферр смог. Конечно, он смог, по-другому не могло и быть. Он репетировал перед зеркалом, как признается Эпонине Тенардье, что любит её, что хочет заботиться о ней, что готов сделать ради неё всё. Он всецело отдался подготовке, стоя перед зеркалом в своей комнате, в которой раньше стояла кровать Курфа и его собственная, зажмурившись. И когда он закончил свой немного сумбурный, с каждым разом меняющийся, монолог, он открыл глаза. Чтобы увидеть в отражении Эпонину. С бумажным пакетиком.
- Цветов не было, поэтому я купила тебе пончиков, - с уставшей улыбкой сказала Эпонина.
- Люблю, - только и выдохнул он.
- Пончики? – поинтересовалась Эпонина, подходя к нему.
Филип покачал отрицательно головой.
- Тебя, - выдохнул он чуть слышно, а потом крепко обнял её.
- Тихо-тихо, - Эпонина погладила Ферра по волосам. – Я тоже люблю. Пончики. Ну и тебя, горе ты луковое. Самое лучшее, слышишь меня? Эй, ну хватит там, ты ещё плакать начни, кто у нас мужик? Ты или я? Хотя, риторический вопрос, но всё же…
Комбеферр рассмеялся и закружил Эпонину по комнате, она смеялась и ещё никогда не выглядела такой счастливой.
***
Можно много говорить о том, какая у них была жизнь после Лавки. У Прувера и Курфейрака. У Фейи и Баореля. У Мюзикетты и её Мальчиков. У Козетты и Мариуса. У Жана Фошлевана и Андрэ Жавера.
Наверное, даже Джулиано Хертберт разобрался со своими проблемами. А у него их было хоть отбавляй. Больше, чем воды в венецианской лагуне.
***
Как-то раз Грантер и Анжольрас болтали, шагая по улице. Они спорили, и когда Анжольрасу не хватало аргументов, он целовал художника жарко, крепко обнимая. Это всегда работало.
Так получилось, что они забрели на ту самую улицу. Которую Грантер раньше обходил десятой дорогой. Это была случайность. И когда Анжольрас осознал этот факт, ему стало дурно.
- Эр…
Люсьен неуверенно потянул Грантера за руку, пытаясь увести с улицы, на которой больше года назад находилась Лавка.
Эммануэль Грантер остановился и снял с себя солнцезащитные очки. Он с недоверием смотрел на группку хипстеров, которые подошли ко входу в магазин, у которого теперь были новые яркие витрины. Сейчас на её месте появился магазин спортивной одежды. У юношей и девушек в руках были книги и ленточки, у кого-то оригами цветов, рисунки, нарисованные красками.
Анжольрас не знал, как на это реагировать. Эти странные люди оставляли тома книг под витриной, словно это место – мемориал жертв. Он вздрогнул, когда Грантер рывком пошел вперед.
- И что, по-вашему, вы здесь делаете? – крикнул он хипстерам и прочим представителям современных субкультур. Те с неодобрением посмотрели на него.
- Много вы знаете, - грубо кинул ему один мальчишка. – На этом самом месте находился удивительный книжный магазин. Он вдохновлял, в нём оживала поэзия, которую люди боялись и не решались читать даже своим близким. Здесь была Книжная Лавка, у которой нет названия.
- Её закрыла наша полиция, - добавила девушка с крашеными светло-розовыми волосами. – Они сломали самых ярых революционеров…
- Хозяева этого места, да они трахнули общество! Не платить налоги два года и при этом жить чуть ли не в нищете. И заниматься благотворительностью. Сраные Робины Гуды, я и не знал, что такое существует в наше время, чувак, - сказал парень с туннелями в ушах с широкой улыбкой.
Грантер опустил глаза на ступеньки, где он любил сидеть с чашкой чая, сигаретой и книгой. Там лежал потрепанный том избранных сочинений Оскара Уайльда. Точно такой же, как когда-то принес в Лавку Анжольрас.
- Чушь это все, - хрипло отозвался он, быстро нацепив на нос очки. – Если бы встретили реальных хозяев этого магазина, поняли бы, какие паршивые они люди.
- Проваливай отсюда, мужик, хрень несешь полную, - поморщился другой парень, который стоял рядом с тем, кто говорил о Робине Гуде. – Раз не знаешь правды, так чего лезешь?
- А вы знаете? – усмехнулся Грантер. – На вашем месте я отнес бы цветы туда, где действительно были герои. Которые пали, сражаясь за свободу, равенство и братство.
- И куда это? О чём вы толкуете?
- О героях улицы Сен-Дени. Восстание 1832 года, - вместо Грантера ответил Анжольрас. Он аккуратно переплел их пальцы.
- Пойдём, - кивнул Грантер.
У него на плечах был рюкзак, а в рюкзаке много цветов. От их терпкого запаха опьянеет весь Париж.
От поцелуев Анжольраса Грантер всегда пьян.