Курфейрак, переступив сваленные в кучу томов Кинга, подошел к Жеану и хотел ему что-то рассказать, но тот его перебил и поднёс кактус в кружке вместо горшка к его лицу. Пару секунд они стояли молча.
- Жеан?
- Тебя оценивает Льюис, замолчи, - сосредоточено сказал Прувер, держа растение на уровне глаз. Курфейрак затрясся от беззвучного смеха. – Думаю, ты ему понравился, - изрек поэт свой вердикт. – Молодец.
На кухне Фейи вместе с Комбеферром разливали по разнокалиберным чашкам и стаканам чай. Фейи с сомнением подумал, что им явно не хватит на всех кружек. Скорее всего, Грантеру чай нальют в бутылку.
- Ферр, может, это не мое дело, но на тебе лица нет, - отозвался Бартоломей, раскладывая ложки.
Комбеферр с несчастным видом кивнул.
- Эпонина Тенардье. Она с вами живет?
Фейи кивнул, подняв брови.
- Так вот, она меня ненавидит.
Поляк бросил на него немного неодобрительный взгляд, а потом вздохнул и покачал головой:
- Нет, она не ненавидит тебя. Эта девушка слишком самостоятельная, даже когда Грантер, а он ей роднее всех, пытается помочь или спросить, всё ли у неё в норме, получает по носу. В переносном и прямом, - он потянулся за сахаром в упаковке, - смыслах. Резковатая и независимая. Когда была младше, а вообще я встретил Прувера, Грантера и Эпонину, когда им было лет по шестнадцать, Понина выглядела совсем как мальчишка. Коротко стриженные волосы и недоверчивый взгляд.
Комбеферр слушал, смотря на Феий поверх стекл своих очков.
- История её семьи не самая хорошая, спрашивать о ней даже не стоит. Прувер же сбежал из дома. Не уверен, знают ли его родители, что он в Париже или нет, но он им шлет открытки и свои стихи каждые праздники, используя фиктивные адреса, пару раз сонеты приходили обратно, - Бартоломей грустно посмотрел на дверной проём, за которым был слышен гул голосов и чей-то смех, - не думаю, что их читали.
- А Грантер? – тихо спросил Филипп.
- А с Грантером мутная история, - усмехнулся Фейи. – Матери он никогда не знал, а отцу стало всё равно, когда Эру стукнуло четырнадцать. Раньше у Грантера было два занятия: рисовать и болтаться по городу, залезая на крыши домов. Там можно было и выпить, если смог продать что-то из своих эскизов. Он копил деньги на учёбу, самостоятельно готовился к вступительным экзаменам, но его не взяли, потому что бесплатные места были отданы по связям задолго до вступительной кампании. Он решил сделать выставку, но его знакомый, который работает куратором, заломил такую цену, будто собрался устраивать бьеннале в Венеции, - Бартоломей взял в руки несколько чашек и кивнул Комбеферру, чтобы тот взял остальные. – Он не признает свой талант, потому что его, как и Прувера с Понин, мало кто в жизни поддерживал, мало кто говорил, что у него всё получится. Мне он уже не верит, но зато познакомился с одним интересным человеком, тоже художник и хореограф ещё, Джулиан Хертберт, и тот устроил его иллюстратором.
- И, несмотря на всё это, у вас есть книжный магазин, - немного непонимающе пробормотал Филипп, идя вслед за Фейи.
- Я же говорю, мутная история. Грантер получил это место в наследство от кого-то из родственников. Думаю, от его матери.
Вернувшись в основную комнату, Комбеферр увидел Мариуса на диванчике возле Курфейрака, который обнял его за плечи одной рукой. Оба слушали Прувера, тихо читавшего что-то из небольшого блокнота. Жоли увлекся книгой в помятой обложке, а Анжольрас сидел на стуле за столом Грантера, листая его скетчбук. На мгновение Филиппу стало не по себе, потому что, наверняка, хозяин этого места не давал разрешения Люсьену трогать его вещи. Судя по вздоху Фейи, тот тоже так подумал.
- Чай, граждане, - светским тоном объявил Комбеферр, поставив чашки на край стола, чуть пододвинув пустой стаканчик из-под кофе, в котором стояли карандаши.
Жоли обрадовался, вспомнив, что они все, по идее, должны заболеть от переохлаждения, а Курфейрак всплеснул руками, объявляя, что они принесли с собой печенья и чипсов.
Длинные пальцы Анжольраса аккуратно перелистывали страницу за страницей, изучая скетчи и четкие линии карандаша. Все работы были связаны одной темой, скорее всего, иллюстрации к какой-то истории. Анжольрас почти долистал до конца и собрался уже отложить, как вдруг заметил свое лицо - быстро нарисованное, с изогнутыми в усмешке губами. Пару секунд Люсьен рассматривал самого себя через призму рисунка Эммануэля Грантера, а потом, словно испугавшись, резко закрыл блокнот с плотной бумагой и почти швырнул его на стол. Он вдруг осознал, что влез в личные вещи парня, который пишет циничные комментарии на полях книг, и эта мысль его почему-то сконфузила.
- Держи, - Комбеферр протянул ему чашку с черным чаем.
Анжольрас не успел поблагодарить, так как дверь опять открылась, и в неё вошли две девушки, а за ними Грантер, закрывая зонтик. Одна из девушек – миловидная блондинка, а вторая – шатенка с уставшим взглядом. Волосы Грантера, несмотря на зонтик в его руках, были очень мокрыми, и он отряхнулся, словно собака.
- Здрасте, - Эпонина обвела всех взглядом, на секунду задержавшись на Филиппе. – Я тут вам журналиста привела.
Блондинку звали Козетта Фошлеван, и её появление вызвало несколько реакций. Анжольрас заинтересовался ее профессией, сказав, что она сможет быть их глашатаем, если, конечно, согласится с ними работать. Где именно работать, он почему-то не сказал, и Грантер подумал, что эти дети в его магазине точно сектанты или советские КГБ-шники. Вторая реакция была со стороны Мариуса Понмерси. Первым заметил неладное с парнем Жоли.
- М-мариус, что ты делаешь, д-дыши! – испуганно пролепетал он.
Понмерси и впрямь забыл, как вдыхать воздух. Он неотрывно смотрел на Козетту, будто увидел ожившую Галатею. Грантеру скоро наскучило наблюдать, с какой скоростью краснеет и бледнеет лицо веснушчатого Ромео, и он обернулся к Анжольрасу, почувствовав, что тот его рассматривает. Тем временем, Козетта начала раздавать свои домашние кексы, вызвав новую волну радости. Прувер крикнул Эру «лови!» и швырнул один с пудрой и изюмом. Кекс был пойман в опасной близости от головы Жоли.
- Итак, лидер якобинцев, чем вы занимаетесь? – откусив кусок кулинарного шедевра Козетты, спросил Грантер, когда добрался к столу, обходя танцующего от восторга Курфейрака. У этого парня, похоже, был принцип – выражать свои эмоции боевым танцем.
Анжольрас рассматривал чашку, которую держал двумя руками.
- Общественная деятельность. Можно сказать, просвещаем людей. Ты бы удивился, как много парижан не знают своих прав и конституции, как много они воспринимают за должное, когда в сущности это вопиющее нарушение элементарных свободы и равенства.
- И Республики, Единой и Неделимой, - с полным ртом теста добавил Грантер, на что Люсьен только хмыкнул. – И как, успешно просвещаются?
Анжольрас решительно кивнул.
- Несколько раз мы организовывали митинги, особенно после нападения на редакцию. Свобода выражать мысли - одно из главных принципов современного общества.
- Знаешь, почему люди так много не знают, и почему часто реагируют спокойно на насилие? – Грантер облизал пальцы и посмотрел по сторонам, в поисках кружки с чаем. – Какой нехороший человек пьет из моей чашки? Терракотовая такая? – Прикрикнул на толпу художник. А потом услышал тихое покашливания со стороны Анжольраса. – Злобный якобинец, - вздохнул Грантер и пошел на кухню.
За ним последовал Анжольрас.
- Ты можешь создать отличную группу в Фейсбуке, где будешь постить очень логичные и сильные тезисы по поводу терроризма во Франции и войне в Украине, будешь зазывать людей на баррикады, но есть одно «но», - Грантер не смотрел Анжольраса, роясь по шкафчикам, в поисках чистой чашки. – Современных людей так обильно пичкают новостями и информацией, что порог их чувствительности стал очень низким, а восприятие -нулевым.