Анжольрас поинтересовался сухим тоном, протянув чашку, с едва тронутым чаем Грантеру:
- А как же массовая реакция после расстрела редакции Шарли? Или когда тысячи людей собрались под дверьми посольств, почтить память, после трагедии аэробуса с самоубийцей Любицем?
- Плохая закономерность, Анжольрас. Если люди и начинают реагировать, то только, когда случаются несчастья, когда это нельзя было предотвратить. Твоим призывам к борьбе не достучаться до их сознания. Устрой террор в центре Парижа, - Грантер жадно глотнул чая, - и тогда люди восстанут. Правда, против тебя, - невинным тоном добавил художник.
Они пошли обратно к остальным.
- Не ухмыляйтесь, мсье Грантер: когда вы ухмыляетесь, у вас совершенно невозможный вид.
- А вам, мсье Анжольрас, улыбка была бы к лицу, - отозвался Эр, попивая чай.
Комментарий к Республика, Единая и Неделимая
Эдвард Кенуэй - пират-ассасин. И да, Жоли з-заикается.
========== Боги слепы. А люди видят лишь то, что хотят видеть ==========
Нельзя сказать, что вечер четверга в одной книжной лавке превратился в попойку. Никто из студентов не пил, но почему-то у Грантера было острое ощущение, что на утро он проснется с больной головой. Не то, чтобы они слишком уж не понравились художнику, нет, даже повеселили, но Грантер не любит толпу. Жоли, например, не заикается, когда что-то увлеченно начинает рассказывать (в основном об «интересных» аномалиях, которые он видел на телах в морге), но если его внезапно что-то спросить, парень еле выговорит первое слово. Как он собрался работать патологоанатомом, Эммануэль не сильно смог понять. Мариус Понмерси не глупый парень - наивный, конечно, до кончика своего веснушчатого носа, но знает пять иностранных языков и успешно изучает филологию немецкого. Толковые вещи иногда говорит, когда перестает влюбленно рассматривать Козетту Фошлеван - странно, что слюни не текут; зато он читал Ницше и Гёте в оригинале, тут Грантер мысленно позавидовал ему. Филипп Комбеферр - приятный собеседник, только чуть необычный в поведении. Он чем-то напомнил Джораха Мормонта из Игры Престолов, только Грантер не мог понять чем: то ли взглядом, то ли учтивостью в обращениях.
Курфейрак был везде и светился непонятно от чего: он тискал Жеана за щеки, пока тот хохотал и отбивался от него подушкой, через секунду уже обнимал за плечи Анжольраса, заваливал тысячами вопросов Фейи и дразнил Мариуса. “Наверное, от него будет болеть голова больше всего, - Грантер со вздохом потёр глаза, - но парень добродушный, тут не поспоришь.”
А вот Анжольрас немного замкнутый и резковатый Грантер наблюдал за ним, сидя возле окна - красивые, даже аристократичные черты лица, пронзительный взгляд и золотые кудри; и просто удивительная наивность в идеалах. “Дурак или герой – смотря с какой стороны посмотреть”, - решил Грантер.
Они просидели до поздней ночи, почти до утра, пока Жеан не заметил, что Анжольрас заснул, положив голову на руки, сидя за столом Грантера, и, в итоге, вся орда революционеров решила остаться в книжном магазине ночевать. Исключение составила Козетта, которая извинилась и сказала, что ей нужно было вернуться домой несколько часов назад. “Дети”, - покачал головой художник.
Добродушный Прувер предложил Курфейраку спать на его месте на кровати - от такого заявления художник скривился и пригрозил им пальцем со словами «если кровать будет громко скрипеть, будете спать на улице». Кучерявый Курфейрак покраснел так обильно, что Жоли испуганно пробормотал, что у того жар. Но, на самом деле, хипстер оказался невинным мальчишкой, и подобного рода шутки его смущали. Странно - художник был уверен, что кто-кто, но этот Курфейрак уж точно повидал разное.
В итоге диванчик в гостиной разложили и там умостились Жоли, Комбеферр и Мариус. Эпонина, обозвав всех лузерами, вытащила свою раскладушку и поставила возле стола Грантера; сам же Эммануэль собрался спать на кровати возле Прувера и Курфейрака. «Мы расскажем страшилки!» - радостно объявил Прувер и получил в ответ от Грантера лишь уставший зевок.
- Ты стареешь, Эр, - с неодобрением сказал Жеан, расстроившись.
Смущал художника один факт: несмотря на весь балаган, походящий на шум при взятии Бастилии, Анжольрас спал как убитый. Да ещё и сидя.
- Не буди его, - положив руку на плечо Грантера, отозвался Комбеферр. – Он мало спит, а если удается выспаться, то будет спать хоть стоя. Так что не трогай.
Хозяин книжной лавки задумчиво почесал подбородок и пошел в спальню. Там он порылся в вещах и нашел покрывало, которым иногда Эпонина, со словами «простая истина, которую знают все женщины и геи – не надо всегда все убирать в квартире, просто накрой это пледом и радуйся», прикрывала завалы в гостиной. Грантер сгреб пестро-фиолетовое покрывало и вернулся обратно в комнату, в которой Мариус испуганно рассказывал Тенардье, как его в детстве укусила оса в нос. Аккуратно укрыв плечи Анжольраса, художник посмотрел на его тихо сопящее лицо и вздохнул.
- Отбой, детки, - потирая глаза сказал Грантер и выключил свет.
Странно, но Эммануэль Грантер отлично себя почувствовал утром. У него даже не было ощущения, что его на теле усердно танцевали самбу на тракторах. Рядом, крепко обняв Курфейрака, спал со счастливым лицом Прувер. Грантер задумался, а убрал ли он всякие штуки из-под подушки. Потому что Эпонина, Прувер и Грантер спокойно могли устроить оргию, используя все возможные игрушки. Никто из троицы не находил это отвратительным, когда абсолютно обессиленными падали на эту самую кровать, запутавшись в собственных руках-ногах. Один раз, правда, Эпонина напугала обоих. Потому что через пару дней ее начало тошнить. Грантер уже свыкся с мыслью, что так они и будут жить втроем – два папы и беременная мама. Но все оказалось проще – Тенардье отравилась суши.
Аккуратно переступив через спящих Курфейрака и Жеана, Грантер вылез в коридор и увидел, что Анжольрас уже успел куда-то уйти, сложив покрывало. Он обнаружился на кухне.
- Доброе утро, звёздный свет, Земля говорит: “здравствуй”, - потягиваясь, тихо произнес Грантер.
Люсьен как-то потерянно на него посмотрел, а потом кивнул.
- Мы проспали первую пару, - расстроенно сказал он.
- Ничего, ещё будут, - отмахнулся художник, подойдя к раковине. Открутив кран, он плеснул на себя холодной воды и застонал от удовольствия.
- Знаешь, что самое странное? - послышалось со стороны Аполлона.
- М? – умываясь, спросил художник.
- То, что я не чувствую угрызения совести, - расстроенно ответил Анжольрас, чем рассмешил Грантера.
Так произошло, что эти горе-студенты начали очень часто появляться в книжной лавке. Курфейрак предложил назвать её «Мюзеном», но Грантер был категорически против. Изменили ли они жизнь Прувера, Понины и Грантера? Возможно. Грантер ругаться начал меньше, теперь он язвил, но в более мягкой форме, особенно, когда замечал Комбеферра, краснеющего каждый раз сталкиваясь с Эпониной. Девушке приносило странное удовольствие смотреть на его смущенный взгляд и светскую беседу, которую они постоянно вели, даже если не виделись пару дней; бессмысленные фразы и обороты речи.
- Зима будет холодной, а значит и поздняя весна, вы слышали?
- Воздух Парижа, да и сами люди промерзнут насквозь. Вся надежда на глинтвейн - другому доверять нет смысла.
- Особенно людям?
- И их мыслям.
Филипп смотрит на неё с вязкой тоской, когда она не видит, и Грантер понятия не имеет, чем ей не угодил Комбеферр, но зато он понял, почему сравнил его с Джорахом.
Возможно, Эпонине Тенардье льстило такое отношение, почти боготворение, ведь раньше она терпела только пошлое отношение и довольно плоскую любовь. Чего стоил один её парень, Монпарнасс! Или странные отношения с Прувером и Грантером, походившие на инцест, ведь она не любила их как мужчин, так, братья, друзья детства. Внешний мир наступал на нее, всегда так делал, заставляя бороться каждый день, а с появлением Комбеферра ей вдруг захотелось, чтобы пострадал кто-то из-за нее. Эгоизм любви в самой своей сущности - Грантер даже не пытался ее остановить. Знал, что в своей корректной сдержанности Филипп не остановится, он перетерпит, подарив удовлетворение эгоизма Тенардье. Надолго Понину не хватит, она не такая, а пока он ловил ее взгляды и плотно сжатые губы, не выдающие улыбки.