— Чтобы я, потомок святой Ольги и Владимира Мономаха, гнул спину перед каким-то проходимцем из Риги или Митавы? Слуга покорный…
И князь часть дня проводил в халате, другую часть — в кожаной охотничьей куртке, а вечером, при керосиновой лампе — электричества у себя в кабинете он не терпел — гусиным пером писал свои воспоминая.
Но отец уехал по каким-то делам в Москву — выбирался он из дому редко, и это было целым событием — и осмелевшая княжна, уже готовая, в костюме и с хлыстом, поджидала на дворе усадьбы лошадей и с ними — Гумберга.
Он должен был ехать на лошади Дмитрия, а Тамара на гнедом, рослом гунтере брата — у него их было два — Конквистадоре.
Тамара ездила по-мужски. И вот почему она была в невысоких лакированных сапожках с двумя, вместо одной, шпорами. Короткое черное платье, гладко охватывавшее фигуру, переходило в нечто близкое к шароварам, хотя это не были шаровары. Туго скрученный узел темно-рыжеватых волос увенчан был пришпиленным к нему плоским мужским котелком с плоскими полями.
С улицы донеслось характерное цоканье копыт по мостовой. Барон Гумберг шагом въехал во двор. А за ним на Конквистадоре денщик Дмитрия, черноусый хохол Войтиченко.
Барон, с подчеркнутой галантностью приподнял цилиндр, акробатическим движением перенеся правую ногу над седлом влево, соскочил обеими ногами на землю, не касаясь рукою ни лошади, ни седла.
— Разрешите помочь вам, княжна?
— Зачем? Видите — я по-мужски… А следовательно, должна обходиться без посторонней помощи.
18. Хлыст княжны Тамары
И вправду, Тамара показала себя настоящим кавалеристом. Войтеченко хотел было опустить стремя.
— Лэгче будэ, ваше сыятэльство…
— Оставь, не надо!
Разобрала рукой поводья и, высоко подняв ногу в лакированном сапожке, сама вдела ее в стремя и потом сразу, лёгким броском своего упругого девичьего тела, очутилась уже в седле.
С красных вампирьих губ сорвалось:
— Браво, княжна, браво!
Осталась позади одна улица, другая. Всадники выехали на шоссе. От серого полотнища убегал по сторонам луг, а впереди темной синевою обозначался на фоне ясного неба сосновый лес. У дороги время от времени поднимались гранитные, пирамидальной формы обелиски. Это были «вёрсты», уцелевшие с Екатерининских времён, когда и в этих придорожных столбах сказывался монументальный, к бессмертию стремящийся век.
— Как вы находите мою посадку, княжна? — спросил Гумберг, ожидая услышать комплимент и стараясь обеспечить его себе заранее: — В полку я считался одним из первых ездоков…
Тамара лукаво-критическим взглядом окинула своего спутника.
Гумберг был великолепен. Хоть сейчас прямо в аллеи Тиргартена, в чаянии желанной встречи с кайзером, тоже притворяющимся знаменитым кавалеристом.
Цилиндр, визитка в обтяжку, застегнутая на две пуговицы, и умопомрачительный галифе, как шахматная доска — в белых и чёрных квадратиках.
Гумберг ждал с нетерпением всяческих приятностей по своему адресу. Но Тамара с первых же слов охладила его:
— Я буду критиковать… я сама езжу. И оба моих брата в коннице.
— Критикуйте, я только этого и прошу, — хотя в душе он вовсе не желал критики.
— Извольте. У вас неестественная посадка. Вы глотаете аршин…
— Глотаю аршин?..
— Да, слишком стараетесь прямо сидеть. Нужна свобода всего тела. А в остальном — ничего… По двенадцатибалльной системе вам можно поставить восемь…
Гумберг молчал надувшись.
Княжна подняла своего гунтера в галоп. Гумберг поскакал за нею, и на галопе продолжая «глотать аршин».
Тамара, увлекшись быстрой ездою, шпорила своего Конквистадора все энергичней, и галоп перешёл в карьер. Только воздух свистел кругом. Девушка раскраснелась. Каким-то вызовом, хмельным и буйным, горели зеленые глаза…
И когда вспотевший, как черная бронза, Конквистадор, роняя с морды клочья белой пены, уже выступал шагом — лес был совсем близко, и с дыханием ветерка доносился острый аромат хвои, — барон заговорил:
— Княжна, вы давно не видели Агапеева?
— Дня три-четыре. Это я считаю давно. И он к нам не приезжал, и я эти дни в городе не была. А почему вы спрашиваете? Ведь вы даже незнакомы друг с другом?
Гумберг загадочно улыбнулся.
— Так… спросил… Вы, кажется, большие друзья?
— Да, мы друзья, — ответила просто княжна. — Он очень милый и талантливый в своей области.
— Говорят! Повсюду только и слышишь об его «Огнедышащем драконе». Он вам нравится? Не «дракон», нет, а сам Агапеев?..