Граф молвил:
— Я не предлагаю вам сесть потому, что, вероятно, сейчас же Его Величество потребует вас к себе.
Флуг молча поклонился.
— Много интересных новостей?..
— Очень много, ваше сиятельство.
— Здесь мы готовы. Готовы с головы до ног. А как вы там, в Польше?..
— И там готовы. Мои наблюдения дали самые отрадные результаты.
— Да? Впрочем, я ни минуты не сомневался в нашем верном авангарде.
Ведль нажал кнопку. На пороге кабинета вырос ветеран Франко-прусской войны.
— Я сейчас доложу, — вставая, сказал Ведль Флугу.
Он скрылся за дверью, которая маскировалась сплошной, тяжело падавшей портьерой. Флуг улыбнулся глазами, чтоб не видел курьер. Повторяется та же самая комедия, как и в тот раз, когда он был послан в марокканские воды, на «Пантеру».
Минут через пять граф вернулся.
— Ступайте за мною.
Опять коридор с двумя кирасирами на часах в глубине. Кирасиры в ботфортах с раструбами и белых лосинах стояли, как изваяние. И только с приближением графа вплотную отсалютовали ему обнаженными палашами.
Флуг, неробкий, видавший всякие виды, почувствовал какой-то странный, сковывающий холодок во всем теле. Вслед за графом он вошёл в квадратную комнату с паркетом, сияющим, как лед, золочеными стульями и с громадным портретом Фридриха Великого кисти Менцеля.
— Подождите!
Флуг остался один. И опять улыбка глазами. Все исполняется по программе с математической точностью.
— За мной, — лаконически уронил как-то незаметно для него вернувшийся граф.
Ведль сам открыл массивную дубовую дверь и на этот раз пропустил Флуга вперёд. Флуг инстинктивно зажмурился на мгновение и, когда раскрыл глаза, увидел в пяти шагах от себя императора Вильгельма, сидевшего в маленьком кабинете за маленьким столом. На императоре был зеленый мундир со звездою «Пур ле мерит»[8] на груди.
Кайзер движением беспокойных перламутровых белков ответил на низкий поклон Флуга и сказал Ведлю:
— Оставьте нас вдвоём, граф.
Ведль вышел на кончиках пальцев, бережно и тихо притворив дубовую дверь…
Флуг с самого агадирского конфликта не видел императора. Мало переменился кайзер. Несколько новых морщин. В плотной щетке рыжеватых волос появились бело-серебряные нити. Но с таким же гордым вызовом торчат кверху концы спрессованных бинтом усов. Лицо бледно-желтое — повелитель Германии не выспался. Всю ночь терзал его надоедливый тик, и сейчас правый глаз подергивался все время каким-то моргающим движением, словно император неустанно подмигивал кому-то… И вдобавок еще болело ухо, заложенное ватой, чтоб остановить вытекавшую желто-зеленую жидкость.
— Поляки? — резко спросил Вильгельм.
— Встанут как один человек, Ваше Величество. Таково общее мнение. Слишком велика их ненависть к русским.
— Ну, положим, эти французы в славянстве и к нам особенно нежных чувств не питают… Но, если этому легкомысленному народцу вскружить голову и надавать обещаний… Ведь водил же их за нос Наполеон!.. И как водил!..
Император задал еще несколько вопросов Флугу. Потом вынул из письменного стола небольшую тетрадку, исписанную убористо машинописным шрифтом, и листик бумаги. Этот листик он протянул Флугу.
— Здесь всего несколько строк. Вы обладаете памятью, это я знаю по Агадиру. Сейчас же, слово в слово, заучите наизусть все содержание. Только три человека должны знать, что здесь написано. Я, вы и граф Бертхольд. Слышите!.. Отсюда вы отправитесь в Вену и, повидавшись с графом, с глазу на глаз, скажете от моего имени содержание этой бумажки. Пусть он руководствуется этим, и только этим. И если отсюда, из Берлина, и от нашего посла в Вене он будет получать самые противоречивые документы, он не должен ни на минуту считаться с ними. Поняли? Даже если бы получил мое собственноручное письмо… Даже! Поняли?..
— Понял, Ваше Величество.
— А теперь — наизусть… до последней запятой!..
Флуг, нечеловеческим усилием напрягая всю свою действительно богатую память, беззвучно шептал эти страшные фразы, чтоб каждая неизгладимым каленым железом отпечаталась в мозгу.
— Есть, Ваше Величество…
— Дайте сюда бумажку… Повторите.
Флуг повторил.
— Так, верно… Еще раз!..
Флуг повторил еще раз.
Император зажёг одну из восковых свечей, стоявших у чернильницы, и медленно поднёс к мигающему огоньку таинственную бумагу. Она вспыхнула и горела до тех пор, пока не превратилась в черный, как мягкий тюль, пепел и пока между большим и указательным пальцами не остался крохотный белый клочок.
8
Орден, бывший высшей военной наградой Пруссии до конца Первой мировой войны. Неофициально назывался "Голубой Макс".