Настоящий спектакль. Генриетта непременно оценила бы его по достоинству. Антонии вдруг нестерпимо захотелось расхохотаться, и она зажала рот ладонью, глядя на рассыпанную пудру. Вот только случайно ли ее рассыпали? Казалось, будто, сунув в пудру палец, кто-то пытался неуклюже писать ею. Она увидела «Л», «А», затем что-то неразборчивое и снова четко выписанную «А». Что там такое получается? — «Л», «А», затем, кажется, «Р» и еще одна «А». «Лаура! «— молнией пронеслось у нее в мозгу.
Подойдя к окну, Антония машинально распахнула рамы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Она сразу заметила над невысокой каменной оградой, которая тянулась перед крутым обрывом вниз, чью-то голову. Положив руки на парапет, мужчина легко перепрыгнул через ограждение и, Оглянув на лом, быстро зашагал по лужайке. Это был Дугал Конрой.
Она как сумасшедшая замахала ему руками:
— Дугал! Дугал! Подождите. Я спущусь к вам.
Конрой поднял голову. Даже издали было видно, как его лицо сразу как будто осветилось изнутри. Он на что-то показывал, и Антония догадалась, что он предлагает ей вылезти из окна и спуститься по пожарной лестнице. Неужели он думает, что ее держат под замком?
Впрочем, мысль все равно неплохая. Из холла эта часть здания не видна. Она сможет поговорить с Дугалом без лишних глаз.
Встав на подоконник, она начала спускаться по крутой лестнице.
Дугал стоял у ее подножия и, когда Антония спрыгнула с последней ступеньки, он молча обнял ее.
На минуту ей показалось, что ничего серьезного до этого вообще не произошло. Жизнь как будто только начиналась. Как забавно, забавно и мило, что с Дугалом Конроем, у которого такое строгое лицо, честные голубые глаза, золотистые брови и непослушные волосы, произошла такая чудесная перемена.
Неожиданно он выпустил ее из рук и смущенно сказал:
— Простите. Мне очень жаль, что так получилось.
— Дугал Конрой, если вы еще раз скажете, что жалеете об этом, я преспокойно сброшу вас вон с той скалы.
Дугал шагнул в сторону. На его скулах заиграли желваки.
— Не говорите так, — попросил он. — Потому что, по-моему, кого-то уже сбросили со скалы.
Черная туча ужаса вернулась и снова закрыла ясный день.
— Гасси! — прошептала она. — Только не Гасси.
— Не знаю. Я спускался по веревке, привязав ее к парапету. Воспользовался тем, что в доме никого не было.
— И что?
Антония постаралась не думать о том, как Дугал висит над пропастью на веревке. Со все возрастающим страхом девушка слушала его рассказ:
— В двадцати футах вниз растет наполовину вырванный куст. На нем я и нашел вот это. — Он показал ей выцветший голубой лоскуток.
Антония вдруг отчетливо представила себе тощего загорелого Гасси в изношенной рубашке и залатанных брюках. Пусть плутоватого и в любую минуту готового соврать, но живого, пока еще живого.
— А как же удочки, Дугал? — наконец проговорила она.
— Их легко могли туда подбросить.
Антония подавленно кивнула:
— Пожалуй. Все равно, этот лоскуток еще ничего не доказывает. Может, это просто обрывок белья, которое повесила на веревку Белла. Здесь такой жуткий ветер.
Дугал недоверчиво посмотрел на девушку.
— Если с Гасси это все-таки случилось, — Медленно и нехотя начала она, — то лишь потому, что он кое-что знал или у него что-то было. То, что представляло для кого-то опасность. Дугал, мы должны узнать, что это.
— Я понимаю.
— Послушайте, — взволнованно сказала она, — не говорите пока полиции о вашей находке. Ведь если они приедут, все будут начеку, и мы так ничего и не выясним. Я кое-что придумала. Вечером мы все едем на танцы. Я тоже поеду, но где-нибудь через час незаметно сбегу, возьму такси и вернусь сюда. Давайте встретимся здесь часов в одиннадцать. К этому времени, если я не ошибаюсь, Белла будет уже пьяна и, кроме нас, в доме никого больше не будет.
— Вот это да! Подумать только! — послышался вдруг громкий голос Джойс Холстед. — Полюбуйтесь-ка на этих голубков!
Вместе с мужем она гуляла вокруг дома и, смеясь, говорила:
— Ничего-ничего, мы вам не помешаем. Но здесь немного свежо, вы не находите?
— Ну, как вам мой план? — тихо спросила Антония у Дугала, улыбаясь Джойс.
— Идет, — согласился он. — Но мне ужасно жаль, что вам придется ехать на эти танцы.
— Ничего не поделаешь. Они ни за что не оставят меня здесь одну. Во всяком случае сейчас.
— Пожалуй, вы правы. Все равно мне не хочется отпускать вас с ними. Мне вообще не хочется вас здесь оставлять.
— Почему же, Дугал? — Девушка попыталась шутить, но дрожащий голос выдавал ее волнение. — Уж не влюбились ли вы в меня? У меня такие рыжие волосы. Ведь вам совсем не нравится этот цвет. Наверное, они вам что-то напоминают.
— Влюбиться в вас! — в отчаянии воскликнул он. — Да с какой стати я стану в вас влюбляться? Ведь у вас столько денег!
— Денег? — удивилась она. — Вы имеете в виду наследство тети Лауры? Но, ей богу, вы сильно преувеличиваете. Неужели в Новой Зеландии четыре тысячи фунтов — целое состояние… — Она осеклась, увидев на его лице муку. — Дугал, я угадала — мне досталось больше! — прошептала она. Вы хотели, чтобы я узнала об этом?
Он кивнул.
— Тогда быстрее говорите.
— Да, вы получите больше, — мрачно сказал он. — Всего лишь тысяч на четыреста больше.
Глава 18
Когда Антония вернулась в дом, в холле был один Саймон. Он поднимал к губам палец, на котором сидел лимонно-желтый Джонни, и причмокивал губами. Внимательно оглядев Саймона блестящими глазками-бусинками, попугайчик вдруг потерся маленьким крючковатым клювом о губы хозяина, а затем взволнованно о чем-то затараторил.
Услышав шаги Антонии, Саймон осторожно довернул голову:
— Ты закрыла дверь? — прошептал он.
— Да.
— Я запер Птолемея в сарае. Айрис рассвирепеет, если узнает. — Он погладил по гладкой спинке птички пальцем. — Мне надо больше заниматься с Джонни. Он забывает свой словарный запас. К тому же он стал такой нервный.
Услышав, что из кухни возвращается Айрис, Саймон быстро открыл клетку и впустил в нее попугайчика. Пожалуй, не один Джонни стал нервным, решила Антония. Саймон сам ведет себя словно мальчик, который тайком таскает варенье. Если он хочет быть счастливым с Айрис, ему следует тверже отстаивать свои права. Однако решится ли он когда-нибудь на это?
Взглянув на них, Айрис прошла мимо.
Заметив, что она удаляется, Саймон тихо сказал:
— Знаешь, Тони, ты не сердись на Айрис из-за этих таблеток. Она хотела как лучше.
Однако теперь пропавшие таблетки и беспорядок в ее комнате были ничто по сравнению с тем, что она только что услышала от Дугала Конроя.
— А, ты об этом, — рассеянно ответила Антония. — Взгляни-ка, мисс Рич снова забыла свой зонтик.
Саймон тихонько вскрикнул. Затем он засуетился, как старик:
— Ну и ну! Надо же! Это, конечно, оттого, что сейчас сухо. Вот она и забыла зонтик.
— Вряд ли он ей очень нужен, — весело сказала Антония. — Лично мне показалось, что она немного того. — Улыбаясь, Антония постучала пальцем по голове. Иногда Саймон сам похож на старушку, переживает из-за пустяков, подумала она. Интересно, что бы с ним было, если бы тетя Лаура оставила все деньги ему?
Поднявшись наверх, Антония приняла ванну и переоделась в вечернее платье. Какие уж там таблетки снотворного или даже свалившееся вдруг на нее огромное состояние, если она только что поняла, что Дугал Конрой любит ее! Ей вообще теперь не надо снотворного, потому что вместо сна ей хочется постоянно думать о Дугале — о его золотистых бровях, до смешного серьезных глазах и светлой улыбке.
Ей хотелось позвонить Генриетте и сообщить:
— Я все-таки изменила вашего сына! Теперь ему нравятся рыжие волосы.
Однако, похоже, наследство повлечет за собой кучу забот. Подумать только, что у престарелой тетушки Лауры оказалось столько денег! Известно, что дядя Джо был довольно богат, но он умер двадцать пять лет тому назад, и тетя Лаура легко могла бы потратить все его сбережения на свои бесконечные странствия по свету. Видимо, она оказалась чрезвычайно бережливой. К тому же она, наверное, очень удачно вложила деньги и преумножила капитал покойного мужа. Бедная Тетя Лаура, ей пришлось навсегда успокоиться в Могиле под высохшими цветами.