– Зачем?.. – слабо проскрипел Джейкоб. – Мой мир отвратителен. В нем не осталось ничего чистого и светлого. Ты ведь себя разрушаешь.
– Для этого ты меня рисовал все эти годы? Чтобы создать что-то чистое и светлое в своем мире?
Джейк молчал.
– Я не создавал тебя, Ева. Ты приходила ко мне во сне каждую ночь.
Ева замерла. Она опустила руку и почувствовала, как тяжело теперь стало дышать.
– Я читал о том, что человек во сне может видеть только реальных людей, которых видел когда-то в реальной жизни. Ты существовала. Не в моей голове, а где-то вне ее и все время пыталась что-то сказать, а я тебя не слышал.
Ева подалась вперед.
Она не знала, что делает, и если и не понимала той бури эмоций, накатившей на нее в один момент. Ей хотелось и плакать, и смеяться, и злиться на Джейка, и ударить, и ненавидеть, и никогда не отпускать.
И он чувствовал тоже самое.
Джейкоб больше ни о чем не думал.
Он поймал ее в ловушку, в клетку из собственных рук и мыслей и не желал больше отпускать. Он держал ее как никогда сильнее и крепко, делал больно, сдавливая кости, но Ева была готова терпеть эту боль. Она всегда ее терпела.
Она не знала, в какой момент его губы нашли ее и когда они стали единым целым. Но теперь она будто бы снова провалилась в воду, тонула, не зная верха и низа, пространства и времени.
Она не любила его.
Он был ее зависимостью.
Ты спасешь этот кокон, стань мотыльком в тиши,
Пусть замирает сердце, ты все равно дыши:
Тот, кто с тобою, сможет тебе помочь.
Защити же ты, Странник, мою неживую дочь.
Песня лилась вокруг них, и они были песней. Каждый исключительно верно играл свою ноту и аккомпанировал другому.
Столько лет: от младенца до великолепной красоты девушки, она была исключительно его созданием. Его миром и его душой.
Джейкоб понимал это сейчас. То, о чем спрашивал его Дух Кокона. Джейк никогда не верил в существование собственной души, ведь кем он был? Экспериментом, крысой, выращенной в пробирке. У него не было родителей и семьи, и бог не предусмотрел для него душонки. Джейк, как и Ева, существовал вне пространства и времени, мечтал о немыслимом и совершал невероятное. В этом была его жизнь, которой не должно было быть.
Его душой, заточенной в кокон плоти, была Ева.
И теперь он был согласен существовать в любом из миров, лишь бы она была рядом.
***
Ева не могла думать о том, что было между ними. День не мог длиться вечно, а им все еще нужно было добраться до Обителя.
Ева не могла думать о них… но ее тут же бросало в дрожь.
Она ушла далеко вперед, даже не думая о том, что снова может потеряться. Ей надо было побыть одной, но теперь даже ее тело было против нее. Они спорили на равных, и никто не мог выйти победителем.
Уже темнело. На Джейкоба накатила жуткая усталость, и он едва волочил ноги. Закричала чайка, и мужчина остановился, проследив за ней взглядом, и почувствовал на себе чей-то взгляд.
Джейк обернулся.
Несколько мужчин в длинных черных накидках стояли перед ним.
– Ева! – закричал Джейкоб, но мужчина с обритой головой шагнул к нему навстречу и перебил:
– Не стоит беспокоиться, она уже с нами.
Глава 14. Глаза и уши Кокона
Ева видела, как связали Джейкоба. Его комплекция бывшего солдата позволяла ему отбиваться и отбиваться долго, но десяток мужчин в длинных тогах были проворнее. Они напоминали буддийских монахов, но служили иному богу. И за их абсолютно спокойными лицами не существовало жалости.
Двое мужчин крепко держали Еву, и она даже не пыталась сопротивляться. То, насколько легко Джейкоб попался в их ловушку, заставило девушку сдаться и подчиниться воле этих дикарей.
– Жрицы Мария и Рита должны были сказать вам о том, чтобы вы двигались быстрее.
– Они убили моего друга!
Лысый мужчина оскалился.
– И мы убьем твоего любовника, если еще хоть раз перебьешь жреца!
Ева застыла. Страх сдавил легкие, и она больше не выдавила ни слова.
– Вы слепые котята! Вы не видите последствий своих действий. Фобос гневается, Фобос на последнем издыхании посылает нам знаки и способы, чтобы спастись, но вы едва ползете!