В общем, жизнь Мусорного Бака шла своим чередом, и, прожив в этом Дивном Новом Мире больше десяти лет, Алфи, как только прекратился дождь, пошел осматривать свои свалочные владения.
И Человек в черном, тоже был здесь: сидел на не докрашенном еще прошлой весной бордюре, понурив голову.
– Эй, ты чего здесь делаешь? – крикнул Алфи, направляясь к мужчине, но когда тот поднял глаза, ноги Мусорного Бака буквально вросли в землю.
Он не мог двинуться с места, не мог издать ни единого звука. Он смотрел в эти совершенно неземные глаза и помнил абсолютно все, не отдавая себе в этом отчета. Отныне Алфи существовал в каком-то ином измерении, параллельном мире, где время замирало, собиралось в пузырящиеся шары и проплывало мимо, не задерживаясь рядом с ним. Он не думал ни о чем, чувствуя, как внутри все взрывается и переворачивается, как гремит сердце, колотящееся так, будто с цепи сорвалось, как уползают секунды, которые теперь он мог потрогать, стоило лишь протянуть руку.
Но все оборвалось в один миг.
– Эй, Ал! Алфи, черт бы тебя побрал! – послышалось сзади, но Мусорный Бак не шелохнулся. – Тачку привезли, надо разгружать. Да что ты встал здесь, будто мою мамашу голой увидел?! Пошли, говорю!
Алфи обернулся, не понимая ни слова из того, что кричал его напарник. Все вокруг казалось таким нереальным, будто во сне.
– Ал, собакин ты сын!
– Да… да, я сейчас, Бинг.
Алфи еще раз вернулся взглядом к тому месту, где сидел Человек в черном, но мужчины и след простыл. Вместо него на земле лежала записка. Алфи наклонился и поднял ее с земли. Небольшой листок бумаги трепетал на ветру в дрожащих руках и гласил:
«Встретимся в коконе, Альфред».
Алфи передернуло от страха, но в голове почему-то промелькнула мысль о том, что к нему уж очень давно не обращались настолько официально.
***
– Бинго, давай чуть левее, – приятель Алфи был за рулем подъемного крана и пытался забросить смятые останки старого Бьюика наверх кучи металлолома, – еще немного, и-и-и... Бинго-о, мы это сделали! Все, отпускай!
Порыв ветра развернул кран, и лебедка качнулась вправо.
– Какого черта?! – крикнул Алфи, хватаясь за голову.
– Черт, черт, черт! – откликнулся Бинг.
– Какого хрена у тебя там творится?!
– Рычаг заело… сейчас, я…
Лебедка качнулась вновь. Бинго дернул за рычаг, неожиданно для себя вырвав его с корнем. Кран, став неуправляемым, по всем законам физики дойдя до точки максимума, подобно маятнику, направился назад. Бьюик накренился и упал на груду металлолома, совершив сальто в воздухе и размозжив собой череп Мусорного Бака.
«Умирать не столько страшно, сколько неожиданно», – подумал он и почувствовал кровь, стекающую по шее и то ощущение, будто в голове прогремела череда взрывов.
Алфи закрыл глаза, и его поглотила темнота.
***
«Почему это происходит снова и снова?» – спрашивала про себя Фредерика, запутавшаяся в сетях смерти, потерянная в сетях жизни и зависшая в темноте пространства, соединившего эти два измерения. Она бы плакала, ей бы очень хотелось поплакать, но не было никакой возможности совершенно. Она бы хотела злиться, кричать, причинять себе боль, чувствовать эту боль, но не могла. Она бы хотела бежать навстречу ветру, чтобы он саднил воспаленное от рыданий лицо. Она бы хотела глотать воздух, как рыба, не в силах надышаться, но даже не могла дышать.
Она молилась, но уже не верила, что эти молитвы когда-нибудь окажутся услышанными. Она кричала, но этого крика не существовало, как и ее самой.
Фрида перебирала пустоту несуществующими пальцами, зарывалась в нее несуществующими руками, пыталась отдаться воспоминаниям, мыслям, образам, но они казались такими зыбкими и неустойчивыми. Они так быстро трансформировались, вытягивались, рвались и исчезали, что Фредерика часто просто не успевала за них зацепиться.
Вопросы также ненадолго задерживались в ее голове, а потом вместе с ней срывались в Ничто.
Это происходило в… она уже и не знала, в который раз. Сбилась со счету.
Почувствовав ужасающе дикую боль во всем теле, Фредерика побоялась открыть глаза.