А когда Фредерика все-таки открыла глаза, ее окутал тяжелый серый туман.
***
Илайна же не спешила открывать глаза окружившему ее забвению. Она с трудом преодолела себя даже ради того, чтобы ощутить пальцы на руках. А стоило ей только приподняться на локтях, как в паре сантиметров от того места, где только что была ее голова, упал огромной камень. Они падали с неба так быстро, что Илайна едва ли успевала уворачиваться, а маленькие камушки, отскакивавшие от земли, все равно больно били ее по рукам. При этом вокруг раздавался неприятный треск, и из-за этого звука она просто не могла дышать.
– О Господи... – выдавила Илайна оглянувшись, и ее начало трясти, словно детскую погремушку. Зябь прошлась по венам и будто бы заморозила кровь – до того было страшно и холодно.
Перед Илайной растянулась стена пламени.
«Что происходит?» – это была единственная мысль, возникшая в ее будто бы отформатированной голове. В жилке, проходящей около виска, пульсировала кровь и отдавала болью, в то время как в глазах отражалась незатейливая игра стены пламени высотой более двух метров. Жуткий, дикий, какой-то первобытный страх скрывался в этих глазах...
Илайна отказывалась верить, что это реально. Она думала о том, что это сон, не более того, а любые, даже самые ужасные сны рано или поздно подходят к концу. Но этот не заканчивался. Это было только начало.
Огонь быстро сжимался в кольцо. Из него не было выхода, языки пламени обжигали пальцы, а глаза слезились, и даже если помутневший взгляд женщины натыкался на небо, оно казалось каким-то пыльным и пепельным, и будто бы в нем тоже разгорался огонь.
Пламя хлестало ее по рукам и ногам. Кожа, осажденная ударом невидимого противника, покрывалась красными пятнами и немела, покрывалась волдырями и разрывалась в кровь, – Илайна кричала от боли. Агония длилась слишком долго, и боль напоминала замкнутый круг: хочешь, чтобы это прекратилось – борись и брыкайся, но ты будешь страдать; боишься двигаться – страдай без возможности выбора.
– Это не может быть реально! – закричала Илайна изо всех сил, но пыль и угарный газ забились в горло, и женщина зашлась приступом кашля.
Твоя боль реальна.
Голос. Этот голос, казавшийся столь знакомым и скорее механическим, неживым, чем человеческим, снова возник в голове.
– Кто здесь? – прохрипела Илайна и прошло еще несколько мучительно долгих секунд прежде, чем прозвучал ответ.
Я.
Тонкий детский голосок внутри ее головы напевал мотив старой песенки. Он доносился из глубин мозга, тех чертог разума, о которых Илайна даже не могла знать. Но должна была.
Она закричала. Надрывно кашляла и кричала, пытаясь вырвать этот детский голосок из своей головы, но треск огня смешивался с ним, и новая песня становилась все громче и громче.
Твоя боль реальна.
Моя боль реальна.
Ты и я – выбирай:
Лишь одной доступен рай.
Обернешься ты назад –
Мы с тобой заслужим ад.
Она продолжала видеть глазами мир, продолжала его слышать, продолжала чувствовать боль, но не могла контролировать себя. Илайна превратилась в зрителя собственного тела.
И тогда она снова услышала смех. Хохот, пробирающий до мозга костей, до самой сути, въедающийся в каждую жилку и нервную клетку, детский смех, вырывающийся из взрослых уст.
Илайна противостояла неведомому Нечто, которое заставляло ее смеяться подобно Дьяволу и причинять себе нечеловеческую боль... но сознание боролось.
И тогда Илайна сделала последний рывок и прыгнула в огненное кольцо.
***
– Этот город... он просто зарос пылью, – выдохнула Элизабет, когда они обходили очередную парковку, – у меня желудок сводит от голода.
– И у меня, – кивнул Август.
Алфи молчал. Это место, настолько несоразмерное, отчасти просторное, отчасти забитое домами и узкими улочками, собранное из разных эпох и доисторического страха, казалось ему до боли знакомым. Застоявшейся воздух, запах сырости и разложения и ни единого порыва ветра. Пустые полки магазинов и аптек, сваленные на дорогах груды металлолома и ни единого признака цивилизации.