В кольце
Как девичья коса, отрезан
Последний путь, и мы в кольце.
Но в Смольном рассуждают трезво:
Трамплин к победе не отрезан.
И даже бабушка в чепце
Не мыслит о другом конце —
Бой, только бой! Хоть путь отрезан,
Мы в крепости, а не в кольце.
Горят склады
Как чёрен дым от рафинада.
Мы гневно смотрим на беду.
Так только может быть в аду,
Чтоб тлели груды рафинада.
Не сам ли чёрт приполз из ада
Поджечь Бадаевские склады?
Мы проживём без рафинада
И стойко смотрим на беду.
Бумажные кресты
Намёк наивный на спасенье —
На стёклах белые кресты!
Со смертью мы теперь на «ты».
Намёк наивный на спасенье…
Среди вечерней темноты
Они — как кладбища виденье,
Не приносящие спасенья
На окнах белые кресты.
Машины в очках
У всех машин, как у слепцов,
Очки лиловые надеты.
И мгла ползёт со всех концов.
Но у машин, как у слепцов,
Чутьё ползти среди домов,
Минуя ямы и кюветы…
У всех машин, как у слепцов,
Очки лиловые надеты.
Телефон
Хоть телефон давно уж выключен,
Не говори, что связи нет.
Пусть ты из мирной жизни выхвачен
И телефон давно уж выключен,
Ты всем знакомый, всем сосед.
Ведёт друг к другу вещий след.
А телефон — пускай он выключен —
Есть связь, хотя звонков и нет.
В фабричном клубе
Играют вальс, наивный вальс,
Одной рукою на рояле.
На домрах раньше здесь играли.
Играют вальс, наивный вальс,
Но жадно слушают все в зале.
А бомба рядом взорвалась,
И вальс умолк, наивный вальс,
На расколовшемся рояле.
Овёс
Спасибо, что овёс не сжат.
Под снегом соберём колосья,
Над каждым зёрнышком дрожа.
Спасибо, что овёс не сжат
И кочерыжки тут лежат —
Их под бомбёжкой кто-то бросил.
Спасибо, что овёс не сжат:
Мы с дочкой соберём колосьев!
Упал снаряд
Какой-то страшный великан,
Вдруг разозлившись, топнул оземь.
И дом качнулся, будто пьян.
Ведь это страшный великан!
В подвале задрожал топчан,
Но мы пощады не попросим —
Сильнее мы, чем великан,
Что в жажде мести топнул оземь.
Кран
Залопотал на кухне кран
И смолк. Он точно клюв лебяжий.
Удавленный рукою вражьей,
Умолк наш старый добрый кран.
Как дорог стал воды стакан!
Как часто я с тоскою глажу
Давно замолкший медный кран,
Холодный, точно клюв лебяжий!
Чтоб страшно не было
Дочери
Она играет всё подряд,
Чтоб страшно не было, — ребёнок!
И звук так мягок, чист и звонок.
Она играет всё подряд.
А пушки кашлянут спросонок
И разом вдруг заговорят…
Шопен. Бетховен. Всё подряд,
Чтоб страшно не было, — ребёнок!
Халатик
Висит халатик на стене,
А дом нет. Он был расколот
В ночной зловещей тишине.
Халатик пёстрый на стене…
Как будто здесь гигантский молот
Ударил! Это не во сне
Висит халатик на стене,
А дома нет. Он весь расколот.
Маятник
…И маятник ещё качается
На уцелевшей той стене.
Нет, наше время не кончается —
Ведь маятник ещё качается:
В цехах, в редакциях, во мне
Стучит наперекор войне…
И даже здесь — он всё качается
На неразрушенной стене!
Три новеллы
1. Воздушная волна
Волной воздушной сброшен с крыши,
Он ухватился за карниз.
Бывает у судьбы каприз!
Волной воздушной сброшен с крыши,
Он думал — дом гораздо выше,
Не долететь живому вниз.
И парень, вихрем сброшен с крыши,
Вцепился пальцами в карниз.
Висел на этаже четвёртом
Парнишка в дымно-чёрной мгле.
Не всё разумно на земле,
Когда на этаже четвёртом
Висишь бессильным, полумёртвым…
Как лист на сломанном стебле,
Повис на этаже четвёртом
Парнишка в непроглядной мгле.
Зажмурясь, вдруг разжал он руки.
Упал. Но есть же чудеса,
Вознаграждение за муки!
Зажмурясь, вдруг разжал он руки —
Там снега мягкая коса.
Он встал, как взятый на порук,
Раскрыл глаза. Расправил руки.
Опять — дежурить. Чудеса!
2. Скрипка
Ту скрипку делал Страдивари,
И в ней живёт крылатый бог.
Но даже мышь в углу не шарит,
Не пискнет. Видишь, Страдивари, —
На студень клей столярный варят,
Затянут туже поясок.
Прости, великий Страдивари
И в скрипке заключённый бог!