Но было уже поздно. Еще через два дня в газетах появилась заметка о том, что в Институте зернового хозяйства началось движение за переход специалистов сельского хозяйства на низовую работу. В числе инициаторов упоминалось и мое имя.
Через три недели я уже была в колхозе имени Пушкина. Председатель Ефим Шарапов встретил меня радушно, познакомил с бригадирами, с хозяйством.
Варя Кивачева договорилась со своими стариками, и те охотно пустили меня в пустующую комнату.
Отец Вари, Никита Дмитриевич Кивачев, был крепкий, осанистый старик, с сивой густой бородой и крупным носом.
— Чего ради, гражданочка, в село-то подались? — строго спросил меня Никита. — С начальством что ли на службе не поладили?
— Да нет, — рассмеялась я. — Просто охота в колхозе поработать.
— А-а, — неопределенно отозвался старик. — Охота, говорят, пуще неволи. Ну, что ж, выручайте Варвару мою. Она вас тут ждет не дождется…
— А что такое? — спросила я.
Никита Дмитриевич рассказал, что их колхоз получил от района задание почти втрое расширить посевы гречихи и значительно повысить ее урожайность.
Когда об этом зашел разговор на правлении колхоза, то многие бригадиры очень сдержанно отнеслись к такому заданию, а вот его не в меру ретивая и горячая дочка сама напросилась, чтобы большую часть посевов гречихи закрепили за ее бригадой. «Хочу, — говорит, — чтобы в колхозе вдоволь гречневой каши было».
— Так это же похвально, Никита Дмитриевич. Радоваться за дочку нужно, — сказала я старику.
— Опасаюсь, Петровна, — старик пошевелил мохнатыми бровями, — как бы пустоцветом Варькино слово не обернулось… Стыда не оберешься.
— Почему же пустоцветом?
— Тут дело такое. Вот рожь, скажем, или пшеницу умеют у нас в колхозе выращивать, любят их, заботятся, а гречиха, вроде падчерицы, — заброшенная культура, на последнем счету в колхозе. Ни сноровки до нее у людей, ни умения. Ну и урожай, конечно, курам на смех. А Варька возьми да и сболтни на собрании: «Сниму с каждого гектара по двести пудов». Это же ни в какие ворота не лезет!
Я не нашлась, что возразить Никите Дмитриевичу: действительно, урожайность гречихи по области в последние годы была очень низкой.
Переговорила об этом с председателем колхоза. Он также заметил, что обещание Кивачевой о двухсотпудовом урожае несерьезно.
Через несколько дней Варя вернулась с курсов.
Никита Дмитриевич спросил, чему она там научилась и что думает теперь насчет гречихи.
— Вот тут и гадай, как к этой культуре подступиться, — призналась Варя. — Я на курсах и агрономов пытала и в книгах рылась — и никакого ответа. Выходит, что сей гречиху, трудись, старайся, а высокого урожая не жди.
Никита Дмитриевич посмотрел на грустное, осунувшееся лицо дочери.
— Я же говорил, лишку ты хватила, Варюша. Пока не поздно откажись от своего обещания.
— Что ты, батя, — растерялась Варя. — Я же Усову вызов на соревнование послала.
— Этого еще не хватало, — Никита Дмитриевич с досадой покачал головой. — Придется, видно, поломать…
И вдруг я ощутила на себе настойчивый, вопрошающий взгляд Вари, точно от меня всецело зависела судьба урожая.
— Да что она, заколдованная, эта гречиха? Так уж и сделать ничего нельзя?
Я сказала, что способы получения хороших урожаев гречихи агрономам, конечно, известны: умелый выбор участка, внесение удобрений, правильный уход за посевами, но все же по двести пудов с гектара вырастить пока никому не удавалось.
— Вот-вот, — уныло согласился Никита Дмитриевич. — Закон природы. Его, видно, не перейдешь. Перед ним и наука шапку ломит.
— Хорош наставник — наука. Люди в беде, а она голоса не подает, — запальчиво сказала Варя, кинув на меня недовольный взгляд. — Завтра к Андрею Егорычу поеду.
— Это еще зачем? — удивился Никита Дмитриевич.
— Мы же соревнуемся с ними? Может, что и подскажет.
— Да чем он тебе поможет, Андрей Егорыч? Тут вот и пообразованнее его люди, — старик кивнул в мою сторону, — и то ничего поделать не могут.
— Что же теперь, так и сидеть сложа руки? — с досадой сказала Варя.
С тяжелым сердцем я вернулась к себе в комнату. Я понимала, как разочаровали Варю мои слова. Но что я могла ей посоветовать?..
Невольно взгляд мой остановился на чемодане, в котором я хранила свои бумаги.
Зажгла лампу, раскрыла чемодан и поспешно принялась перебирать книги, старые журналы, тетради с выписками и заметками.
Вот, наконец, и она, наша давняя работа: «Новый способ сева гречихи».