Неторопливый Петр Захарович охотно стал выкладывать цифры.
— Ну, что ж вам сказать о доходах? В 1951 году было денежного дохода 334 тысячи, а нынче 1 миллион 60 тысяч рублей. Доход только от одного свиноводства тянет почти полмиллиона.
— А как трудодень? — спросила я.
— В 1950 году, перед укрупнением, вы, верно, слышали, совсем ничего не выдали, а нынче 3,5 килограмма зерна, два килограмма картофеля, четыре килограмма грубых кормов и два рубля деньгами.
По дороге на свиноферму я спросила Владыкина, в чем основа успехов Андреева.
Ученый, забыв, что он только что обвинял Андреева в консерватизме, заговорил одобрительно:
— Он умеет думать. Стремясь найти кратчайший путь к подъему хозяйства, он правильно решил бросить силы на развитие свиноводства. У него есть интересная формула: «Свинки дадут нам и фермы, и бычков, и молоко». И свинки не подвели. Благодаря быстрому воспроизводству они скоро дали колхозу большой денежный доход. Это одно. Другое — он настойчиво принялся за создание прочной кормовой базы, за освоение травопольных севооборотов. Клевер и тимофеевка у него отличные!
Увлекшись, Владыкин шагал по заледеневшим колеям и колдобинам, не замечая их. Я едва поспевала за ним. Подошли к свиноферме.
Сам плотник-строитель, Андреев, к огорчению республиканских руководителей, отказался строить фермы точно по типовым проектам.
— Мы же для себя строим! Значит, нам и решать, как удобнее…
Первой постройкой, к которой мы подошли, оказался комбинат из трех деревянных зданий: кормокухни, амбара и конюшни на двух лошадей.
— Лошади и кормохранилища должны быть при каждой ферме, чтобы не бегать на конный двор, не возить зимой картошку издалека по морозу, — говорил Андреев, открывая дверь в конюшню.
В просторном и светлом помещении кормокухни две девушки в белых фартуках готовили «обед». Одна мыла в чану картошку, которая затем засыпается в кормозапарник. Другая — деревянной веселкой размешивала в большой кадушке разварившийся картофель с мукой и теплой водой.
Несмотря на то, что на кухне, по-моему, было очень чисто, Андреев остался недоволен.
— Ой-ой, девушки, грязь у вас какая, сегодня! — сердито сморщился он, шаркая носком сапога по наслеженному полу.
Девушки — обе черноглазые и румяные, крепкие и стройные — смутились.
— Два раза мыли. Грязно на дворе…
— Пусть на дворе грязно, — на кухне должно быть чисто, — не смягчался он.
— Сколько трудодней заработали? — спросил Владыкин одну из девушек.
— Триста пока.
— Ну, что ж, при ваших трудоднях — невеста богатая! Откуда вы, Евтихий Андреевич, таких красавиц берете?
— А у нас дурных нету! — улыбнулся Андреев. — Я уж горюю — из всех колхозов за невестами к нам идут. И парням обида и колхозу разорение. Хоть запрещай!..
Вступив на территорию обширного откормочного цеха, «ровесники», казалось, забыли все свои разногласия. Оба любовались животными, чистотой, в какой они содержатся, прочностью и удобством постройки.
Осмотр начали со «столовой». Сюда свиней приводят три раза в день группами для кормления. Когда мы вошли, сорок упитанных, ровных, как наподбор, поросят смачно поглощали сытное густое варево.
Мы пошли по групповым клеткам.
— С таким председателем можно работать! — сказала мне находившаяся вместе с нами Анна Григорьевна. — Меня из института прямо назначили главным агрономом района. На земле я фактически эти три года не работала. Только теперь, после Пленума, когда я вошла в штат МТС и меня направили в этот колхоз, я, по существу, и начинаю быть агрономом. Для меня работа с Андреевым — огромная школа! Трудная, правда, немножко… — смутилась она. — Он, знаете, какой? Сам отдает колхозу всего себя, но и от других требует. Он, собственно, не заставляет, но ведь сам в шесть утра на ногах. Другой раз и не хочется вставать в такую рань, а невозможно: совесть не позволяет. Зато каждый день получаешь от него знания. Особенно по зоотехнии.
— Он зоотехник по образованию?
— У него формально нет специального образования, только общее среднее. Но знает специальную литературу, читает журналы, изучает Мичурина, Лысенко, читал Павлова, Тимирязева. И от меня требует, чтобы все читала. Да и нельзя не читать — стыдно же перед ним: числишься специалистом, а очень часто в каком-нибудь вопросе председатель чувствует себя во всеоружии, а ты путаешься.