Нехорошо мне стало… совестно. Объясниться бы, думаю, с человеком по-человечески… можно же по-хорошему…
Аркадий вскочил, закричал на нее:
— Из-за вас в хвосте тянемся, да еще морали от вас выслушивать! Довольно! Из-за вас репутация МТС…
Она перебивает с горечью:
— Вам бы только репутация!
Тут Федя вмешался:
— Репутация вас не интересует! А честь нашей МТС вам дорога? Вы ею не дорожите. А мы с Аркадием Петровичем дорожим и честью, и репутацией, и добрым именем нашей МТС! Когда мы пришли, наша МТС числилась в последних, а теперь…
— А теперь, — опять перебивает Настасья, — идет «ухо в ухо». Сколько раз я это слышала… Чем дорожите?
— Тот ничем не дорожит, кто ничего не сделал!.. — говорит Федя.
Ушла она…
А через день разразилась наша главная беда…
Два трактора вернулись в ремонт. Один встал во время задержания талых вод, а другой и до полевого стана не дошел. Кинулись проверять, в чем дело. И выяснилось, что, когда Гоша уезжал на курсы, подшипники заливал и отвечал за ремонт другой рабочий. Его трактора и вернулись в ремонт.
Два только что отремонтированных трактора накануне сева «на приколе» — это же небывалый позор для МТС! И позор наш широко обнародовали! Появилась статья в областной газете. И писали в той статье, что Журавинская МТС сдает завоеванные позиции, идет книзу. Ремонт и запоздалый и некачественный…
Принес Аркадий эту газету, швырнул на стол Настасье:
— Полюбуйтесь. Ваших рук дело!
Мы думали, хоть тут поймет она свои ошибки! Нет! Сжалась вся, но не смутилась, а накинулась на нас же:
— Не моих, а ваших рук дело! Почему у вас в МТС только на двух — трех механизаторов можно положиться? Почему вы с вашими кадрами не работаете?
Аркадий ей не стал даже отвечать, а, когда она вышла, говорит мне:
— Ну, Алеша, выбирай! Не для того я уехал из большого города, ушел с большой работы, чтобы здесь, в степи, тянули из меня последние жилы. Я или она…
Решили мы ее уволить, и стал я подготавливать этот вопрос в райкоме.
В эти дни Сергей Сергеевич возвращался из поездки по области и проездом снова задержался в нашем районе.
И вот вызывают нас в райком, и сидит в кабинете рядом с Рученко сам Сергей Сергеевич.
Приглашают они нас садиться. Сели мы вчетвером у одной стенки, возле председательского стола. Настасья присела на краешек стула у противоположной стены, в самом дальнем углу. Рученко не садится, а ходит от окна к окну, смотрит то на нас, то на Настю. Выражение у него необычное: голову наклонил, как будто одним ухом прислушивается к чему-то, едва слышному. Подойдет к одному окну — с одной стороны на Настю посмотрит; подойдет к другому окну — с другой стороны ее оглядит…
Сергей Сергеевич сидит за столом спокойно, глаза опустил и только изредка взглядывает на всех нас сразу.
Надо сказать, что ситуация для обоих секретарей не простая. Четыре старых уважаемых работника МТС ополчились против девчонки, явившейся в МТС из института с отличными характеристиками. Попробуй разберись, в чем тут дело… Федя мне на ухо шепчет:
— Рученко может и ошибиться, а на Сергея Сергеевича полагаюсь я полностью. Он когда разговаривает с человеком, будто вынимает ядро из ореха… Говорит, как сортирует: шелуху отметает, а зерно подбирает к зерну.
Предоставляют нам слово. Первым говорю я, как директор. Я объективно сообщаю, что поступили ко мне заявления от главного инженера и от Игната Игнатовича о невозможности работать с новым агрономом. Сообщаю, что за истекший короткий срок было два случая прямого неподчинения моему директорскому приказу.
Высказались и остальные. Дольше всех нас говорил Аркадий. Встал он, вынул трубочку свою изо рта и говорит:
— Сергей Сергеевич, вы меня знаете не первый год… Был здоров и не на такой работе работал. Было время… Всякими людьми руководил… со всякими срабатывался… но с таким человеком, как агроном Ковшова, сработаться невозможно! Нет у нее ни опыта, ни знаний, ни выдержки, ни дисциплинированности. Результаты ее «работы» налицо: всегда наша МТС одной из первых в районе заканчивала ремонт. Нынче мы закончили его последними. Всегда наша МТС первая выводила агрегаты в поля. Нынче у соседей все машины в полях, а наши еще торчат на усадьбе стараниями агронома Ковшовой. Не сегодня-завтра начнем сев. Раньше мы его заканчивали в числе первых… Если агроном Ковшова останется в МТС, мы наверняка закончим его последними…
Выслушали нас оба секретаря и молчат. Рученко остановился у окна, опершись спиной на оконный косяк, а Сергей Сергеевич поднялся и начал ходить по комнате. Поворачивается неуклюже, как нагруженная баржа. Лицо такое, что ничего на нем нельзя прочесть. Ходит, молчит. Тишина в кабинете… Остановился… Поглядел на всех нас, и вдруг что-то дрогнуло у него в лице, глаза блеснули, губы шевельнулись, словно сильно захотелось ему засмеяться. Взглянул он искоса на Рученко, и к тому смех перекинулся, у того выдержки поменьше, губы разъехались, ноздри задрожали — вот-вот захохочет. Рученко стал сморкаться, а Сергей Сергеевич быстренько повернулся лицом к окну… Что же это, думаю, рассмешило обеих секретарей? И посмотрел я на происходящее со стороны… Сидят по одну сторону кабинета четверо мужчин, все рослые, здоровенные, и все четверо с ненавистью смотрят в противоположный угол. А в противоположном углу сидит девчонка, маленькая, тихонькая, ноги под стулом скосолапила носками внутрь, голову нагнула, бантики выставила… И хоть бы лицо-то было воинственное или сердитое. Нет!.. Выражение лица самое горестное.