– И ты угощаешь чаем.
– И порой я угощаю чаем, да.
– А кто ж боится чая? – рассудительно заключил профессор, обхватив кружку почернелыми пальцами.
Посидели в тишине. Где-то за ледником утробно лопнула струна, маленький островок закружило в водовороте, разломало на части, забили барабаны, горизонт немного приблизился. Уле пошевелил бесчувственной ногой в ботинке, повертел головой вправо-влево, хлебнул чаю. Свен молча наблюдал.
Патрик не выдержал:
– Мне прислали электронное письмо. Пригласили сюда, в это место, в это время. Письмо пришло из Милтон-Кинс, его подписала некая Саманта от имени Смерти.
– В управлении в Милтон-Кинс действительно работает Саманта, – пробормотал Чарли, не отрываясь от созерцания гибнущего ледника.
– У Смерти есть управление? – с живым любопытством уточнил Уле.
– Организация поездок, поиск жилья, новостные сводки, билеты в театр, изысканные застолья… Однажды мне пришлось сопровождать на самолете в Колумбию повара, специалиста по рыбе фугу. Знаете, как трудно найти бамбуковые носки в той части Нигерии, которую контролируют исламисты из «Боко харам»?
– Смерть привередлив?
– Смерть непредсказуем. Смерть… любит поступать по-человечески – как он это понимает. Иногда «по-человечески» означает бродить босиком по миру. Иногда – мчать на велосипеде по опасной автостраде, а иногда… иногда по-человечески – требовать кальяна в столице Северной Кореи. – Уловив молчание собеседников, Чарли поднял голову, оценил удивленно приподнятые брови Патрика, сосредоточенные морщины на лбу Уле. – Я же говорю, работа у меня интересная. Вечер караоке с вестницей Голода в автофургоне на берегу реки Ялуцзян достоин памяти потомков.
Они вновь погрузились в грохочущую талую тишину.
Затем:
– Что было в письме? – спросил Уле. – От Саманты из Милтон-Кинс?
– О, всевозможные приветствия, кое-какие хвалебные слова о моей работе, парочка прогнозов, приглашение посмотреть на кончину мира.
– Дословно – на кончину?
– Ну, как-то так. Кончина, переворот, перемена, гибель – язык был довольно цветистый. Сперва я принял это за шутку, однако такое же письмо получил и кое-кто из моих знакомых, среди них есть парочка интересных личностей. Я навел справки и… Даже если речь шла о каком-то дешевом розыгрыше, во мне взыграло любопытство, и я приехал.
– На кончину мира, – протянул Уле.
– Смотреть особо не на что, да? Мы чего-нибудь ждем, как думаете? Падения метеорита, например?
Уле засмеялся – странное булькающее фырканье через нос. Профессора никто не поддержал. Свен лег на спину и уставился в ясное белое небо. Чарли опустил взгляд и подумал – интересно, что он обнаружит под сухими носками, которые надел на него во время сна Патрик? Черные пальцы, как у профессора? Вряд ли. Скорее всего, Чарли не получит грандиозной награды за ту жуткую усталость, которая расплавила ему все кости.
Уле сказал:
– Нет никакого метеорита. – У него перехватило горло, он вновь хлебнул чаю, допил до самой гущи, отставил горячую чашку на землю и заговорил, выпуская изо рта пар. – Нет никакого метеорита, – повторил профессор. – Часы, которые отмеряют время до смерти человечества, стоят на без трех минут полночь, и вопрос лишь в том, переводить ли стрелки вперед. У меня спросили совета, и я ответил – поздно, ночь прошла, на подходе утро, только мы до него не доживем. В восьмидесятых Карл Саган опубликовал доклад – о ядерной зиме, о зиме, что настанет после бомбардировок, – так Сагана объявили предателем: как он посмел заговорить о конце! В США – одной из самых могучих и самых загрязняющих стран мира – вопросы экологии решают сенаторы и конгрессмены. Так вот, они заявляют, мол, данные о загрязнении сомнительны. Сомнительны! Я совершал погружения с командой НАСА, изучал проблему обесцвечивания кораллов, и мне не хватало воздуха. Акваланг работал нормально, а я задыхался.
В Амазонии есть участки, где за несколько дней пути не встретишь ни единого дерева; в Пекине воздух по цвету, как синяк. В Атлантическом океане плавает три тысячи миль мусора, пакеты и грязные подгузники бьются о борт кораблей. Еще живому носорогу, умирающему у сухого водоема, отрезают рог. По безлесным склонам ползет грязь и сносит деревни; новорожденные отравлены водой, которую пили их матери. Меня посадили перед комиссией в Брюсселе и заявили: «Что вы предлагаете? Если мы начнем что-то менять, мы разрушим всю экономику», а я ответил: «Вы уже разрушили весь мир», и меня попросили удалиться, поскольку мое свидетельство было чересчур субъективным. Я гулял по льду; мальчишкой приходил сюда и бродил по льду, вместе с твоей мамой, и видел столько жизни, даже в самых непригодных для жизни местах; видел жизнь, которая порождает жизнь, порождающую жизнь, которая держит нашу планету на плаву, просто… жизнь.