— Сейчас бы тунца, — сказал Бейкс, — давно я его не ел.
— Не сезон, — обрадовался Томми перемене темы. Дело не только в том, что он избегал серьезных бесед — часто он был не в состоянии постигнуть те вещи, о которых говорил Бейкс. Рев оркестра, голоса певцов заслоняли от Томми реальную жизнь. Он вылезал из футляра лишь для того, чтобы заработать на хлеб насущный. Политика была для него пустым звуком. Он предпочитал подстраиваться к режиму, нежели бороться с ним. — Сегодня на правлении мы обсудим подготовку к конкурсу бальных танцев, — сообщил он.
— Конкурс бальных танцев? — Бейкс покачал головой. — Послушай, мне нужно это во что-то уложить. Найдется какая-нибудь сумка?
Сверток лежал на столе среди тарелок, бутылок с соусом, щербатых чашек.
— Хм, у меня есть сумка, но я храню в ней архивы танцклуба, и она маловата. Кроме того, она мне сегодня нужна. — Томми задумался, оглядывая комнату. Бейкс тем временем продолжал есть. — А чемоданчик для пластинок подойдет?
Томми вскочил со стула, подбежал к шкафу, открыл дверцу, порылся внутри, на пол полетела смятая одежда, грязные рубашки, дырявые носки. Наконец, он откопал пыльную коробку, в которой носят граммофонные пластинки, с замками и ручкой на крышке.
— Ну как?
— Кажется, то, что надо. Спасибо, Том.
— Не стоит. — Томми поставил коробку на пол у стола и сел, чтобы докончить еду. Бейкс, вычистив тарелку ломтиком картофеля, отправил его в рот.
— Наверно, я вернусь под утро, перед тем, как ты уйдешь на работу.
— Ах ты филин, — осклабился Том, — полуночник чертов. Ночи существуют для развлечений, а не для дел.
— Верно, — буркнул Бейкс, — совершенно верно. По ночам надо веселиться.
— Вот именно!
Томми включил электрический чайник. Вернувшись к столу, он сказал:
— Заседание назначено на восемь, но сначала все соберутся в баре, чтобы пропустить стаканчик.
— Ну о чем вы говорите на ваших заседаниях? — спросил Бейкс.
— О разном, — ответил Том, собирая со стола посуду. — То одно, то другое. Мы хотим устроить платный вечер, чтобы пополнить казну. В конце года планируем пикник.
— Господи! — Бейкс достал сигареты, закурил и посмотрел на часы. — Двадцать пять минут восьмого.
— Еще не стемнело, — заметил Том, — летом длинные дни.
Бейкс встал со стула и, обойдя умывальник, подошел к окну.
Слегка раздвинув занавеску, он поглядел наружу, но увидел только заколоченный балкон с прогнившим полом и ржавыми перилами и часть дома, стоявшего напротив. Улицы видно не было.
— Что ты ищешь, Бьюк? — спросил Томми, доставая из буфета банку с растворимым кофе.
— Ты, когда возвращался, не заметил кого-нибудь у подъезда? Посторонних?
— Посторонних? — Томми удивленно выпучил глаза. — На улице всегда кто-то есть, кого не знаешь. А в чем дело?
— Да так.
— Эге, — забеспокоился Томми, — ты что же, думаешь…
— Нет, нет, ничего.
— Надеюсь, все в порядке? — Томми так и стоял с банкой кофе в руках.
— Все в порядке. Если бы они что-то подозревали, то были бы уже здесь.
— Кто «они»?
Бейкс внезапно ощутил приступ злого озорства.
— А ты не догадываешься? — Он провел пальцем по горлу, издал хриплый звук и сказал: — Не думай об этом. Сосредоточься на своих танцевальных делах, дружище.
Томми разлил кофе по чашкам и сказал с тревогой на лице:
— Бьюк, я делаю все, о чем ты просишь, но мне неохота иметь неприятности. В общем, я хочу сказать, что делаю все по дружбе, а на политику мне наплевать.
— Не горячись, приятель, — сказал Бейкс, пуская дым через ноздри. — С тобой ничего не стрясется. Дядя Бьюк приглядит за этим.
— О'кей, Бьюк, — снова заулыбался Томми, — твоего слова мне достаточно. Ну, кофе готов.
Бейкс присел к столу и пододвинул к себе чашку. В коридоре кто-то проскрипел половицами. На миг сердце сжалось, забегали мурашки по коже. Где-то стукнула дверь, шаги смолкли, и снова все затихло. «Всюду ненадежно, — думал Бейкс, — нельзя расслабляться, держи ушки на макушке».
— Поставить пластинку? — спросил Томми.
— А что у тебя за музыка, одни танцы? — спросил Бейкс, дуя на кофе.
— Сейчас не достать приличных вещей. В магазинах сплошное «е-е-е». Старый стиль исчез.
— Что верно, то верно, старый стиль исчез, — подхватил Бейкс, глотая кофе. Ему представились огромные митинги, знамена на древках, мощные громкоговорители, аплодисменты. Иногда даже приглашали оркестр… Мысль об оркестре вернула его к действительности и к Томми.