— Одну минуту, — сказал сержант в трубку и повернулся к констеблям, болтавшим в уголке.
— Эй вы, тупицы, звонят из города — черные не вышли на работу.
— Как же, сержант, — ответил полисмен с низким голосом, — мы сами видели…
— Звонит босс из города — на фабриках ни души.
— Некоторые все же поехали, начальник.
— Некоторые? — свирепо переспросил сержант. — А что же остальные, дома сидят?
— Трудно сказать, — промямлил другой полисмен, — одни едут, другие не едут.
Сержант чертыхнулся, повертел телефонную трубку, потом буркнул в нее:
— Я наведу справки и позвоню вам.
Резко бросив трубку на рычажки, он накинулся на черных полисменов:
— Отравляйтесь на автобусную остановку!
Один из констеблей, нахмурясь, побрел мимо стола дежурного к выходу.
«Теперь не до шуток, — думал сержант, — пора всерьез приниматься за дело».
Держась за морщинистый, отвисший подбородок, он подошел к карте поселка на стене. При виде карты он испытал удовольствие, как бы сразу вырос в собственных глазах. Имея карту, можно заняться дислокацией рот, развертыванием командных и наблюдательных пунктов. Жаль, что нет булавок с цветными флажками. Но тут полет его фантазии прервал скрежет тормозов. В распахнутую дверь он увидел запыленный патрульный автомобиль и выскакивающих из него белых констеблей.
Солнечные лучи, пробившись сквозь мглу, осветили пустырь. Вдали можно было различить вражеский стан: полуразвалившиеся коттеджи вперемежку с ветхими лачугами; покосившаяся общественная уборная; осел, щиплющий траву около свалки.
В поселке передавалось из уст в уста, что сегодня и есть тот день, когда надо разделаться с пропусками, отнести к полицейскому участку и побросать их там. Весть эта вызывала и страх, и растерянность. Разве не шла речь о будущем месяце? Нет, все произойдет сегодня. Вам виднее; мы готовы, только почему вдруг изменили дату? Долой пропуска! Все к полицейскому участку! Сегодня белое правительство огласит специальное заявление. От кого исходит призыв к народу? От соперничающей организации или от признанных руководителей? А вдруг это провокация?
Одни, как обычно поехали на работу, другие же остались дома, чтобы идти на демонстрацию. Долой пропуска! Все к участку, вернем им ненавистные бумажки!
Утро выдалось теплым, и почти весь поселок высыпал на пустырь. К полудню около участка колыхалась, бурлила, как море в прилив, огромная толпа.
Была здесь и Прачка, отложившая ради такого дела стирку. День обещал быть жарким, и она пришла с пестреньким зонтиком, пряча под ним круглое миловидное лицо.
Были здесь и старики, и дети, не пошедшие в школу; рабочие, не поехавшие в Стальной город, уставшие от драконовских законов, от рабской жизни, от глумления полиции и заносчивости десятников, от штрафов, налогов, вечного безденежья и голодухи. Женщины под зонтиками пели и раскачивались в такт, хихикали девушки, ловя взгляды молодых людей, щеголявших в черных беретах, залатанных штанах и дырявых рубахах.
Решил бастовать и Рассыльный. Он прикатил на хозяйском велосипеде. На металлической табличке, подвешенной к раме, значилось название фирмы.
Были в толпе и другие с велосипедами, все пели песни о ненавистных пропусках. Может показаться странным, но на пустыре царила праздничная атмосфера, и ближайшая лавка, «туземный магазин номер пять», бойко торговала кока-колой и имбирным пивом. Прикатил с тележкой торговец кофе и пирожками. Только небо было стальным и зловещим, несмотря на солнце, и кое-кто предсказывал грозу.
Солнце катилось к западу, народу все прибывало. Люди толкались, переминались с ноги на ногу, то и дело раздавался смех. Стоявшие сзади напирали, вставали на цыпочки и вытягивали шеи, пытаясь разглядеть, что происходит впереди, справляясь друг у друга, нет ли новостей. Но новостей не было. Ждали кого-то из Стального города. Он приедет и выслушает жалобы. «Долой пропуска!», «Долой дурацкие законы!» — скандировали в толпе. Звучали старинные песни сопротивления.
Но вместо «высокого официального лица» на дороге из Стального города показалась колонна легковых машин, грузовики с полицейскими и броневик. Как голодные хищники, взревели сирены, прокладывая автомобилям дорогу в толпе. Им вслед несся свист улюлюканье, «кошачий концерт», хохот. Легковые машины с высшими полицейскими чинами и журналистами въехали во двор участка, обнесенный забором из проволоки. Грузовики и броневик расположились на пустыре посреди толпы. Любопытные облепили броневик, словно экспонат в военном музее.