Впрочем, ладно бы полторы тысячи, но ведь и этого не было. Не зря ж те, которые были, весь день промаялись в ожидании пришествия основной ударной силы, чтобы войти, наконец-то, в никем, фактически, не охраняемое здание.
Очевидец тех событий – экономист, журналист, министр продовольствия Временного правительства (1917) А.В. Пешехонов (1867–1933), свое видение того события изобразил на следующей картинке с натуры: «Масса петроградского населения, если не считать ничтожных кучек “красногвардейцев”, никакого участия в авантюре большевиков не принимала» [182].
Простим автору его сарказм, но, пусть вынужденно ли, охотно ли, но согласимся – он все же прав: кучки «красногвардейцев». Это были не массы, как нам внушалось через фильм «Октябрь» (1927), снятый советским режиссёром С.М. Эйзенштейном (1898–1948), это были всего лишь группы…
И далее автор пишет: «Улицы пусты, – пусты они и сейчас, когда большевики торжествуют победу. То ли было в феврале и марте, – когда происходила подлинная революция! Тогда даже поминутная стрельба на улицах не могла удержать граждан дома. А теперь? И стрельбы-то почти не было, но улицы безлюдны, – боковые как будто и вовсе вымерли. <…> Где же тот народа – где те крестьяне, рабочие и солдаты, которые будто бы совершили и совершают “новую революцию”? И неужели это их “не касаемое дело”. Ведь даже солдат видно меньше, – гораздо меньше, – чем мы привыкли за время подлинной революции. Патрули, часовые, – но солдатской массы не видно».
Высказанное министром А.В. Пешехоновым, согласуется и со свидетельством уже цитируемого выше главного управляющего северо-западного Отделения Красного Креста А.Д. Зиновьева: «Когда вечером, часов около 6, я шел домой, в той части города, через которую мне надо было проходить, все было тихо и спокойно, улицы были пустые, движения никакого не было, даже пешеходов я не встретил… Дом, в котором мы жили, был совсем близко от Зимнего дворца – минут пять ходьбы, не больше. Вечером, после обеда около Зимнего дворца началась оживленная стрельба, сначала только ружейная, потом к ней присоединился треск пулеметов…» [183].
Ничего себе – вооруженное восстание, Великая Октябрьская социалистическая революция?
Однако ж, вместе с тем озадачивает то, что, как утверждает свидетель, в пяти минутах ходьбы от места, где намечался штурм, – «было тихо и спокойно, улицы были пустые»? Ну, с солдатами да с рабочими – ясно: «ничтожные кучки» на нескольких гектарах близ Зимнего дворца да в вечернее время не хитрое дело не увидеть. А где же те, многие сотни матросов, что, как можно предположить, с уже подошедших кораблей, высаживались на берег и занимали боевую позицию? Думаю, что этот казус можно объяснить так: прибытие в Петроград не означает преследование цели – участие в восстании, которое затеял Военно-революционный комитет. Моряки прибыли просто потому что корабль – это их дом. У них нет жилья на берегу. Конечно, какая-то часть из прибывших была не прочь посоучаствовать в свержении власти Керенского. Например, те же большевики. Но много ли их было? Скажем, на крейсере «Аврора», экипаж которого старательно обхаживала ленинская партия, направляя на судно с докладами наиболее колоритных своих пропагандистов, таких, как М.И. Калинин и В. Володарский (М.М. Гольдштейн), в июне 1917 года корабельная ячейка насчитывала всего 42 члена РСДРП(б) [184].
Долгожданный «штурм» Зимнего дворца начался вечером 25 октября 1917 года в 21 час. 40 мин. после того, как комендор Е.П. Огнев (1887–1918) по команде комиссара А.В. Белышева (1893–1974) произвёл холостой выстрел из бакового 6-дюймового орудия крейсера «Аврора». Заметим, что никакого залпа «Авроры» не случилось по совершенно простой причине: «Залп – одновременный выстрел из нескольких огнестрельных орудий» [185]. Из нескольких орудий крейсер не стрелял, выстрел был один-единственный, да и тот холостой.
Однако ж пушка ухнула так, что, как рассказывал Антонов-Овсеенко В.А., женская рота тотчас объявила о своей полной и безоговорочной капитуляции: «Артиллерийский обстрел подействовал. Угас огонь баррикад. <…> Какой-то треск, лязг оружия, истерические вопли.