— Возможно… Надеюсь, ты ничего не имеешь против?
— Ничего.
— Собственно говоря, тебя это совершенно не касается.
— Нисколько.
— Тем лучше, — сказал Морнан. — Впрочем, наверное, я не смог бы испытывать настоящей симпатии к человеку, который никогда не занимается тем, что его не касается.
Морнан крепко сжал Марку руку повыше кисти.
— Я очень привязан к тебе, дружище.
И Марк вдруг почувствовал себя очень одиноким.
Вот почему он не любил вспоминать этот вечер. Марк перестал тереть себя губкой (а тер он изо всех сил, до боли) и, расслабив все тело, наслаждался теплом и успокоительной полутьмой — он не стал зажигать свет в ванне, и лишь лампочка, горевшая в коридоре, слабо освещала ее. Он хотел было сразу выйти из ванны, но потом решил понежиться в воде еще минут пять. Марк чувствовал, как начинает исчезать его усталость и оцепенение, когда вдруг зазвонил телефон. Лежа в ванне, Марк всегда боялся, что телефонный звонок заставит его вылезти из воды. Но вспоминал он об этом всегда слишком поздно — ему никогда не приходило в голову заранее выключить телефон.
Он наскоро вытерся, накинул купальный халат, схватил сухое полотенце и, продолжая вытираться на ходу, побежал к телефону. В таких случаях его больше всего огорчали мокрые пятна на тахте и на креслах. Он очень дорожил своей мебелью, везде расставил пепельницы, а когда гости стряхивали пепел на пол, бесцеремонно совал их им под нос.
— Алло! — рявкнул он в трубку.
— Дорогой, — сказала Дениза, — может быть, это оттого, что я тогда еще толком не проснулась, но мне кажется, что я с тобой как-то не так говорила сегодня утром.
— Да нет, очень хорошо, — ответил Марк, — тебе это только кажется. Уверяю тебя, ты была просто великолепна.
— Не издевайся.
— Я вовсе не издеваюсь. Ты сказала именно то, что я хотел от тебя услышать.
Марк с самого начала их отношений знал, что Дениза всегда будет вести себя так, как ему хотелось бы, чтобы она себя вела. Однажды она ему сказала: «Мне кажется, что у нас с тобой что-то разладилось». Эти слова совпадали с тем, что он надеялся от нее услышать, настолько совпадали, что не раз по ночам в воображаемых разговорах с Денизой он их ей приписывал. Ему даже показалось, что он каким-то непонятным образом внушил ей эти слова. Ведь не мог же он ожидать, что она примет их разрыв с такой простотой.
— Нет, — возразила Дениза, — я не сказала тебе и половины того, что хотела. Ты же знаешь, что у меня много знакомых и в моей фирме и в других местах. Я бы могла поговорить с ними о тебе, если тебе придется уйти из банка. Хорошо, Марк?
— Нет, — ответил он.
Он видел себя в круглом зеркале, висящем над письменным столом. С полотенцем, наброшенным на голову, он походил Ha нокаутированного боксера. Он вспомнил фотографию боксера-негра, которую видел в какой-то газете: голова у него была вот так же покрыта полотенцем, а на лице, до того распухшем, что глаза почти совсем заплыли, было написано невыносимое отчаяние. Марк отвел взгляд от зеркала.
— Ты забыла мне об этом сказать или…
— Я забыла, — перебила его Дениза твердым голосом. — Надеюсь, ты мне веришь?
— Да.
— Я хотела это сделать, потому я тебе сейчас и позвонила.
— Понимаю, понимаю, — сказал он. — Для тебя это тяжелое испытание. Спасибо, что ты не поколебалась предложить мне помощь.
— Тебе нечего меня благодарить. Я вовсе не считаю это испытанием. Это просто-напросто жизнь. Мы здесь ни при чем, ни ты, ни я. Но ради бога, подумай о моем предложении.
— У меня будет для этого больше чем достаточно времени.
— Что ты теперь будешь делать?
— Не имею ни малейшего представления. Я избегаю задавать себе этот вопрос, и мне казалось, что ты это поняла.
— Да нет, сейчас, когда выйдешь из дому?
— Мне надо еще кое-кого повидать, прежде чем пойти в банк.
— Кого? Морнана?
— Да.
— Марк, остерегайся Морнана.
— В каком смысле?
— Возможно, он надежный человек и вообще прекрасный парень… Но ты ему всегда слишком доверял.
— Не думаешь ли ты, что, даже если ты права, теперь уже поздно об этом говорить?
— Этого я и боюсь, Марк… И еще вот что: ты читал последний номер «Банк д’Ожурдюи»? Если он у тебя под рукой, то тебе не мешает пробежать его перед уходом.
— Конечно, у меня его нет.
— Там на тебя нападают. Лично на тебя. Названо твое имя… Да и вся статья против тебя.
— Я знаю, — ответил Марк. — Это не имеет значения.
— И этот негодяй не осмелился подписать статью. Как ты думаешь, если бы я сейчас его убила, это могло бы сойти за убийство из ревности?