Слыша, как они хохочут за закрытой дверью кабинета, люди, наверно, воображали себе бог знает что.
Марк спросил Полетту, что она думает о подготовленном им материале. Она ответила не сразу. Он ожидал услышать от нее, что все изложено логично и ясно, но что это лишнее, так как его честность не может быть поставлена под сомнение. Впрочем, он и сам не придавал особого значения этим материалам.
— А что тут можно думать? — сказала она наконец. — Все, что здесь написано, правда.
— Было бы очень неприятно, — промолвил Марк, — если бы они вынудили меня себе во вред апеллировать к этой правде. Они твердят, что не сомневаются в моей честности. Но мне нечего противопоставить их нападкам, кроме моей честности. Вы не думаете, что в конце концов это может показаться подозрительным?
— Привет! — крикнул зычным голосом Раймон Дюран, выходя из ванной. — Как дела?
Он был в старом ярко-синем махровом халате. На спине красовались крупные белые буквы: «Рей Дюран». Под этим именем он выступал на ринге. Когда Раймон женился на Полетте, он начинал приобретать популярность. Затем сделался очень известен, особенно после смерти Сердана, потому что был, как считали знатоки, единственным во Франции боксером международного класса в среднем весе. В то время даже велись переговоры насчет его поездки за океан для встречи с Джеком Ламотта. Но поездка эта так и не состоялась. Разочаровавшись в боксе, Раймон возложил все свои надежды на кетч и весьма преуспевал в нем в течение двух сезонов. Но потом поругался со своим импрессарио. Тогда он пережил то, что Полетта называла «тяжелой депрессией». Он отравлял ей жизнь, во что бы то ни стало хотел завербоваться и уехать воевать в Корею. Полетта умоляла Марка отговорить мужа от этой затеи. Однажды вечером Марк вместе с Анри Ле Руа отправился к ним на улицу Алезиа. Рей встретил их поначалу враждебно. Потом разговор пошел в более спокойном тоне — о детях, о войне вообще и о войне в Корее.
— Черт возьми, вы хотите сказать, что эта война не имеет к нам никакого отношения? А что, война в Испании, по-вашему, имела? Однако сотни парней отправлялись туда добровольно. И если бы теперь речь шла об Испании, вы бы, наверное, сказали мне: «Валяй, Рей, из тебя выйдет герой…»
— При чем тут Испания? — перебил его Ле Руа.
— А вот при чем: я только и гожусь на то, чтобы драться. Если бы этот гнилой строй научил меня чему-нибудь другому, мне бы и в голову не пришло пойти защищать западную цивилизацию. Вот это я и хочу сказать. Господин Этьен, давайте начистоту, как мужчина с мужчиной, разве я не прав?
Марк не ответил. Он прекрасно понял, что Рей и не думает завербоваться, что все это пустые слова.
Рей налил себе большую чашку кофе и намазал шесть ломтей поджаренного хлеба: два маслом, два вареньем, два и маслом и вареньем. Смотреть, как он управляется за столом, было одно удовольствие.
— Так вы сегодня зададите жару всем этим господам из банка?
— Не знаю, — сказал Марк. — Не знаю, кто кому задаст жару.
— Главное, верить в успех. В этом все! Человек, который верит в успех, стоит троих, а то и четверых. Я верю в вашу победу. Я готов биться об заклад…
— Помолчал бы ты лучше, Рей, — сказала Полетта.
— Нет, я еще не кончил. Так вот, атаковать их надо сразу же. Не давать им опомниться. Вы должны нокаутировать их в первом же раунде, иначе они вас уложат.
— Согласен.
— Я вам говорю то, что чувствую, я привык говорить напрямик.
— Налить вам еще кофе?
— Нет, — ответил Марк, — мне пора идти. Я завезу ребят в школу, ладно?
Дети уже стояли одетые.
На улице по-прежнему дул ветер, но уже выглянуло бледное солнце. Марк высадил девочку у подъезда материнской школы1. Мальчик уже ходил в «настоящую» и очень этим гордился. Сидя в машине, он забавлялся тем, что опускал и поднимал стекло.
— У вас прекрасная машина, господин Этьен.
— Нет. Она старая.
— Это неважно. Я люблю и старые машины. Вот моя школа…
Мальчик коснулся губами щеки Марка. У него была круглая стриженая голова и круглые, черные, блестящие глаза.
— Все будет хорошо, господин Этьен, — проговорил он вдруг быстро и очень серьезно.
Марк оставил свою машину на бульваре Инвалидов и пешком дошел до авеню де Бретей. Старухи выходили из церкви Сен-Франсуа Ксавье. Как только они показывались в дверях, ветер едва не сбивал их с ног.
— Хау ду ю ду, Марк? Ну как? Кремень? Готовы к бою?.. Поглядите только, как он спокоен!.. Филь бы не был таким молодцом. Куда ему!.. Филу, Марк пришел! — выпалила одним духом Мари-Лор Морнан с обычной для нее аффектацией.
1
Материнские школы — начальное звено системы народного образования во Франции, воспитательные учреждения, обслуживающие детей в возрасте от трех до шести лет.