— Эта история не имеет отношения к политике. То, в чем его обвиняют, дело чисто экономическое, и только. Это бесспорно. Но мне будет неприятно, если вы хотя бы упомянете об этом.
— Почему?
— Из-за вас, Марк.
— Не понимаю все-таки, почему вам было бы неприятно, если бы я…
— Я считаю, что вы должны исходить из интересов банка и только банка, не припутывая сюда все эти истории.
— Хорошо, — сказал Марк. — Я вам обещаю все время напоминать себе, что эта история чисто экономическая, и только. Не хотите ли вы сделать мне еще какое-нибудь наставление в этом духе?
— Послушайте, — сказал господин Женер, — если здесь и есть какой-нибудь политический оттенок, то лишь…
— Согласен! — прервал его Марк. — Лишь в том, что этот господин спустя десять лет снова сумел оказаться на коне. Иначе говоря, я имею право заявить, что он негодяй, но не должен уточнять, почему.
— Спокойствие! Вы должны во что бы то ни стало сохранять спокойствие.
— Господин Женер, вы отлично знаете, в каком я положении. Почему вы настаиваете, чтобы я отказался от своего единственного козыря, какой бы он ни был? Я не говорю, что с этого надо начать, но когда мне уже нечем будет крыть, когда я буду доведен до крайности…
— Это не так просто. Я думаю, что во всех случаях не следует отклоняться в сторону. Надо быть честным до конца, не правда ли, Марк? Честным перед самим собой… Вы, конечно, можете считать меня идеалистом. Быть может, я и на самом деле всего лишь старый идеалист, но мой идеализм зиждется на жизненном опыте. Вы слишком молоды, чтобы это понять. Вы намерены взывать к человеческой совести… Так вот, Марк, я глубоко убежден, что никогда не следует терять веру в совесть…
— В чью совесть? — спросил Марк.
— Тех, кто… — Господин Женер вздохнул. — Ужасно, что нельзя даже назвать их имена, как только речь заходит об этом деле. Очень жаль, что я не смог вас убедить. Что ж, пожелать вам удачи?
— Вряд ли это чему-нибудь поможет.
— Позвоните мне, как только кончится заседание, и не забудьте, что мы завтракаем вместе. Я жду вас в двенадцать, Марк.
— Хорошо, господин Женер.
Драпье так внезапно сменил Женера, что это явилось для всех неожиданностью. Марк в тот момент был в Мангейме. Он узнал об этом, вернувшись в Париж после четырехдневного отсутствия.
Прямо с вокзала он отправился в банк и поднялся в свой кабинет. Правда, он заметил в коридорах некоторое оживление и обратил внимание на то, что служители как-то по-особому смотрят на него, не решаясь, однако, заговорить. Но все это его не слишком удивило — было достаточно самой малости, чтобы нарушить покой в банке. Малейший спор между двумя делопроизводителями вызывал бесконечные толки и пересуды. Два месяца тому назад Марку пришлось даже сделать по этому поводу резкий выговор заведующему личным столом.
— Удачно ли вы съездили, господин Этьен? — спросила секретарша.
— Да, все в порядке, благодарю вас, Полетта. Ничего нового?
— Ничего, если не считать, что господин Женер ушел в отставку. Но я полагаю, вы это знаете. Вы были в курсе дела еще до отъезда, не правда ли?
Марк закурил. В первое время, когда он только еще начинал работать в банке, ему часто по ночам снился подобный кошмар. Ему сообщали, что господин Женер уходит в отставку, а он не хотел в это верить. «Что я значу без господина Женера?» — думал он тогда. Потом он научился не задавать себе этого вопроса. Впрочем, он стал уже понимать, что кое-что значит и сам по себе. Теперь он скорее боялся смерти своего патрона. Что до отставки Женера, то Марк был уверен, что узнает об этом заранее, из уст самого Женера.
Он ответил секретарше очень спокойным голосом, что, конечно, знает об этом уже давно, затем вызвал своего помощника.
К Анри Ле Руа Марк испытывал полное доверие. Они вместе учились в Высшей политехнической школе. Анри был стипендиатом. Он жил в меблированных комнатах вместе со своей матерью-вдовой, у которой в жизни ничего не было, кроме него. Они приехали из Анжера. Не в силах переносить разлуку с сыном, отправившимся учиться в Париж, мадам Ле Руа продала мебель и тоже перебралась в столицу. Но этот переезд в самый разгар войны почти полностью поглотил их сбережения, так что они были вынуждены во всем себе отказывать. Мадам Ле Руа приходилось самой шить не только рубашки Анри (у него никогда не было сорочки, купленной в магазине), но даже костюмы и пальто. Марк всегда хотел чем-нибудь помочь Анри. Когда он встретился с ним в банке, где у Анри была ничтожная должность, он добился его назначения на пост, который сам занимал при старике Марешо.