— Это не ад, — сказал Марк, — а всего лишь чистилище, и оно так хорошо устроено, что проходит много лет, прежде чем замечаешь, что это не рай.
Они пожали друг другу руки. В последнюю минуту Ле Руа удержал Марка за рукав.
— Я хотел бы тебя обнять, если ты ничего не имеешь против. Ты воплощенное человеческое достоинство.
— Не думай так, — сказал Марк. — Не думай так…
Марк крепко держал Кристину за локоть, как держат за руку ребенка в темноте. Они, не обмениваясь ни словом, шли по коридорам. Марк здоровался со служителями; у Кристины был слегка растерянный вид, и она еще ни о чем не решалась его спрашивать.
В лифте он опять не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее. Это предвещало настоящую страсть.
В холле он сказал ей:
— Знаете, сколько он мне выписал?
— Нет.
— Два миллиона. Два миллиона с лишним.
Он с минуту помолчал, чтобы дать ей время спросить, принял ли он эти деньги. Он боялся, как бы она не задала ему этот вопрос, но, с другой стороны, даже желал этого.
Однако он был все же не так простодушен, чтобы думать, что если она не задает его, значит он и не приходит ей в голову.
— Вы ни о чем не жалеете?
— Нет, — ответила она. — Ни о чем. Уже много лет я не была так счастлива.
— Сколько лет?
— Не знаю. Как странно, ведь мы виделись каждый день.
— Да.
— Когда я солгала, я уже любила вас.
— А! — проронил он и выжидательно посмотрел на нее.
— Вы и я… Я считала это невозможным. Я была в вас влюблена с самого начала.
— Сколько раз вы были влюблены?
— Один раз. Один-единственный, и…
Когда они вышли, сквозь туман весело поблескивало солнце. Марк увидел Бетти Женер, выходившую из такси. Она бросилась к нему. Она разыскивала его повсюду. Она приехала с улицы Газан.
— Познакомьтесь, пожалуйста, — сказал Марк. — Мадемуазель Ламбер. Мадам Женер.
Бетти, казалось, не слышала.
— Поедемте, — сказала она. — Вы должны поехать к нему.
— Думаю, что не смогу, — сказал Марк.
— Почему? Почему вы не хотите мне верить?
— Чему верить? — спросил Марк.
— Он… Вы ведь знаете, что я никогда не лгу. Вы ведь знаете, что я говорю это не для того, чтобы вы… Что с ним случилось вчера вечером? Скажите мне, что с ним случилось? Хотя нет, нет, что это может изменить? Поедемте, прошу вас!
— А что произошло вчера вечером? — спросил Марк.
— С ним случился удар. Почти сразу же, как он вернулся домой. Я его застала в его кабинете. И все из-за вас, я знаю, что из-за вас! Я всю ночь боролась за его жизнь. Неужели вы не понимаете, что должны приехать к нему, хотя бы из жалости?
— Простите, — сказал Марк, — он просил меня приехать?
— Он умирает. И теперь вы боитесь его видеть?
— Нет, — сказал Марк. — Но он просил меня приехать?
— Нет, и это самое плохое! Зачем вы довели его до такого состояния? Что вы ему сделали?
— Ничего. Я здесь ни в чем не повинен.
— О, я понимаю! — сказала она. — Все дело в вашей гордости, в вашей глупой гордости.
— Моя глупая гордость здесь ни при чем, — сказал Марк. — Боюсь, что он сам теперь не может меня видеть.
— Марк, — сказала она, — что бы ни произошло между вами, я умоляю вас поехать к нему!
— Нет, я не поеду. Я понимаю ваши чувства. Ведь я его любил. А вы…
Марку хотелось сказать: «А вы тоже не смогли устоять перед его обаянием. Даже вы, женщина, как какой-нибудь Кавайя, поддались тонкому обаянию этого немощного старика!» Но он сказал только:
— А вы и теперь его любите.
Она была очень бледна и подавлена. Запахивая воротник мехового манто, она сказала:
— Почему вы его ненавидите? Что вам сделал этот несчастный человек? Вы знаете, зачем он поехал к Драпье вчера вечером, почему он унизился до того, что попросил Драпье принять его? Знаете, почему?
— Да, прекрасно знаю.
— Вы можете мне это сказать?
— Да. Но предпочту не говорить.
— Тогда я вам это скажу. Брюннер сообщил ему, что вам собираются дать какие-то гроши, и он поехал сказать Драпье, что это было бы позором для банка и что если Драпье не выплатит вам приличного вознаграждения, то он, Женер, сам это сделает.
— Из своих собственных средств?
— Да.
— Не думаю, что бы он это сделал.
— За эти слова, Этьен, вас мало убить! В последний раз спрашиваю, вы поедете?
— Нет, — сказал Марк.
— Я вам этого никогда не прощу!