Гроб поместили в фамильный склеп, где уже покоились останки предыдущих поколений Ветцени, кто-то что-то говорил, соответствующее ситуации, и больше я никогда не видела физическое тело Андре.
Моя истерика сменилась безучастием ко всему. Я лежала на постели, глядя в потолок пустым взором. Слезы еще периодически вытекали из моих глаз и бежали вниз, по вискам на волосы, но эмоций я уже не выражала. Я почти не вставала, ничего не ела и не пила, не принимала душ. Вся моя красота поблекла, лицо заострилось, кожа стала совсем бесцветная. Ко мне пригласили семейного врача, но никаких физических заболеваний не обнаружили, разве что сильное обезвоживание.
— Как сильно она любила графа, — шептались слуги.
— Так нельзя, она должна хотя бы пить. И ребенок тоскует, плачет, — говорила няня.
—Что нам делать? — спросила повариха.
— Готовить, убирать дом, как обычно, пока не было других приказаний, — ответила горничная.
Я не хотела есть, мысль о пище вызывала тошноту. Но по естественной малой нужде вставать хотя бы раз в сутки, но все же приходилось. На четвертый день своего добровольного заточения и голодовки я встала с постели и едва не рухнула на пол. Истощение и обезвоживание высосали силы из моего тела и затуманили мозг. Я уже с трудом соображала, что вообще происходит. На стене висел портрет наш с Андре, свадебное фото, одно из немногих, где удалось избежать видимости астрального облика. Большинство снимков были как бы «двойные», астрал будто накладывался или просвечивал сквозь реальный объект, поэтому им было суждено вечно остаться на карте памяти. Я увидела любимого Высшего, которого уже не было в живых в реальном мире, и вскрикнула. Разум отчаянно цеплялся за привычное, за знакомое. Я не могла поверить, что наше счастье было таким мимолетным. «За что?!» — мысленно стонала я. Взглянула в зеркало и ужаснулась: мое астральное отражение было четче и ярче, чем настоящее, как будто я была больше в астрале, чем в реале. Нет, я не хочу умереть от голода. Тем более у меня есть сын. А может, я успела зачать?! Мы же занимались сексом каждый день, и после удаления спирали несколько ночей у нас все-таки были. А может, я уже беременна? Надо срочно начинать есть и съездить на обследование к врачу! Я рванулась к двери, открыла ее и заорала на весь дом:
— Мира!!!
Горничная, а с ней няня и повариха прибежали так быстро, что я даже испугалась.
— Графиня Ирена, что с Вами? Вам плохо?!
Я немного начала понимать их жуткий язык с непроизносимыми словами и даже могла что-то промямлить в ответ.
— Хочу есть. Дайте, пожалуйста, еду.
Женщины бегом понеслись в кухню, а няня взяла меня под руку и повела в столовую. Я еле передвигала ноги, голова кружилась. Няня что-то говорила, но из мешанины слов мой мозг улавливал только «ребенок» и «граф». В столовой на огромном столе меня уже ждала одинокая тарелка и бокал грушевого сока, а также свежие нарезанные овощи в большом блюде и хлеб. В тарелке лежала крохотная порция еды, наверное, это было нечто, приготовленное из картофеля и мяса. Мне было неважно. Мне положили так мало, потому что после долгого голодания нельзя сразу набивать желудок, поняла я.
Стараясь есть аккуратно и с достоинством, как подобает графине, я пыталась собрать мысли воедино и решить, что делать дальше. Андре больше нет. Я никак не могла произнести даже мысленно слово «умер». Я графиня и Сайре, но что мне здесь делать без него? Уехать домой к родителям? Меня не выпустят отсюда. А вдруг я уже ношу детеныша? Надо выяснить. И надо выучить,наконец, этот язык, мне же теперь общаться с ними без переводчика. Или проще нанять переводчика? Это быстрее. Параллельно учить язык... Я посмотрела на то место, где раньше сидел Андре за завтраком, обедом и ужином, и у меня вновь хлынули слезы. Прислуга стояла, опустив головы.
— Бедная девочка, трудно ей будет, — пробормотала повариха, пожилая вампирка в переднике, с полными икрами и удивительно молодыми глазами.
Водитель привез меня в город к той самой докторше, которая две недели назад снимала мне спираль. Она взглянула на меня, узнала — и не узнала. Волна горя и отчаяния, исходящая от меня, обдала ее холодом. Врач ничего не спросила, по моему серому лицу, красным отекшим глазам и исхудавшему телу она догадалась, что произошло нечто ужасное. А поскольку я пришла одна, то...