…колосится утро над бездорожьем.На лугах – ершистая трын-трава.Вот бы враз оторваться, сдирая кожу! —Отболев, отникнуть, но – черта с два! —Как ни бейся – хлесткая пуповинанеизменно тянет тебя назад.
…у хозяйки – брага (к сороковинам.)На столе – портрет (утонувший брат.)На цветастом блюдце – свечной огарок.Кислый квас – во фляге. В печи – блины.На плакате выцветшем – Че Гевара,и ковер с оленями – в полстены.
Даже то, к чему ты едва причастен,прикипает к памяти навсегда.В сенокос – царапины на запястьяхда жара без продыху – ерунда.От того, что было сплошной рутиной —горячо и больно, по телу – дрожь…
тишина колышется паутиной —даже выдохнуть страшно,а вдруг порвешь?
Не парижское
Улицы не парижские… Ветер гуляет кочетом.Голуби над задворками. Нудные холода.У пацанов с окраины папы – сплошные «летчики».Рано стареют матери. Чадно горит звезда.
Хочется… прочь! – Из города, чтобы дорога – скатертью,чтоб разговоры в тамбуре, а за окном – поля,чтобы вдыхать заутренний свет над церковной папертью…чтобы отцу и матери пухом была земля…
или… на тесной кухоньке пить до утра шампанское,чтоб на одном дыхании – залпом объять сполна —русское и еврейское, польское и цыганское…чтобы в душе – бубенчики, а на дворе – весна…
был бы, слегка присоленный, хлеб – на ладони времени…чтобы в гостях – желанные (и никогда – врасплох),чтоб прорастало лучшее не из чужого семени…
но… на ветру качается пыльный чертополох…не золотятся колосом Псковщина и Смоленщина,наглухо занавешены долгие вечера…
а в безымянном городе плачет хмельная женщина,будто опять поверила, что из его ребра…будто припала Родина к теплой груди Всевышнего —плачет – не успокоится, не оторвет лица.
Улицы не парижские – с кошками и мальчишками,папы – сплошные «летчики», нет холодам конца.
«Это русская сторонка»…
«Это русская сторонка». Летний зной в затоне тонет.Спит соломенное солнце, зарываясь в облака.Голосит петух поддатый: «Распрягхайте, хлопцы, ко́ней!» —Метит в «яблочко» – навылет (чтоб уже наверняка)!
Хоть полшара – десантируй, здесь любому хватит места.За бескрайним Енисеем всякий – Будда (в меру сил.)Медитируют в Сибири дети светлой Поднебесной…«Рэнь-шэн бу-кэ хвань-дэ-хвань-ши»[1] —как Конфуций говорил. —
Прав он был. Да кто бы спорил? – Все бесценно. Время тленно.Над чубатыми борами – желторотая заря.Машут лапами березы. Вечер будет офигенным…Разбавляй речной прохладой жгучий спирт из «пузыря»!..
Ветеран двадцатилетний. Он послал меня в… европу!Он сказал, что я с акцентом говорю!.. Достал баян… —понеслись гнедые звуки по околице галопом. —Это русское… застолье…
«Это Родина моя.Это русская сторонка».
Здесь тебя не ранят в спину.Ночи лунные полынны. Тонкокожи тополя.И… почти невыносимо…бьется жаром за грудиной:«Это русские картины…это русская земля…»
Незнакомая Родина
Два вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?»,как седые проселки, навеки схлестнулись.В Ярославле над Волгой ярится закат.Тлеет Тула витринами пряничных улиц.
А в вагоне – туман опрометчивых слов.Да и сам ты доверчив, наивен и жалок,обнаживший всю душу до самых основ,точно Питер – изнанку своих коммуналок.
…За спиною – перрон. Переступишь порог —и на пир с «корабля», но расходятся гости.…А рассвет с огоньком, и с горчинкой дымок,и дрова – на дворе, и трава – на погосте.
Оживает душа, обращенная в слух.Акварельные зори свежи и прозрачны,но умолк предпоследний нетрезвый петух,оцарапав околицу хрипом наждачным.
Вот бы взять да попробовать жить-не тужить,чтоб душа – нараспашку!.. Похмельно-непьющий,понимаешь, что… – к лешему вся эта жизнь! —Что за чушь, что дорогу осилит идущий?
Кто соврал, что идущему ноша легка? —Добрести бы до дома неровной походкой…(Как известно, Россия – в глазах чужака —пресловутый медведь, балалайка и водка.)