Незнакомая Родина… Все занесло —заметелило пеплом неверного слова.…А в плацкартном вагоне тепло и светло.И подросток-«ботаник» читает Толстого…
Из дорожных зарисовок
Алеше не снятся…
Все – сам! – Он никак не согласен на меньшее.Мальчишка – в тельняшке, но… спит, как сурок.Алеше не снятся дороги Смоленщины…(не видел он толком российских дорог.)Над верхней губой – чуть заметная родинка.Он – сам по себе, не задолблена роль.Он знает, «с чего начинается Родина» —с таможни, со слов: «Пограничный контроль!».
…А плюшевый мишка две бусины вылупили смотрит насквозь, от бессонниц устав…пока по «нейтралке» – из Себежа – в Зилупесо свистом летит желто-синий состав…
За далями – дали вослед… и – так далее…Смолистый рассвет заливает леса.И вздрогнешь, увидев – колодцы Латгалиисухими глазами глядят в небеса.…И с полок слетают крылатые простыни.…Небритый сосед говорит: «Вуаля!»…Саднящий динамик фонит девяностыми —«Зачем нам, поручик, чужая земля?».
Так странно – «проселки, что дедами пройдены» —другая судьба, незнакомая жизнь.…И поезд опять прибывает на… Родину (?)…А здесь, как везде… —ни своих, ни чужих…
В плацкартном вагоне
«Скорый» ход набирает, время его пришло —Измерять колесами Среднюю полосу.А моя попутчица – как же не повезло —Говорливая тетка, жующая колбасу.
И она все болтает, битком набивая рот…Вот ведь, думаю, надо же – выдался мне «досуг»!А она – про соседку, Путина, огород…Начала о себе. Побежали мурашки вдруг.
И в глазах ее шевельнулось на самом днеТо, что с детства задолблено: взялся – тяни свой гуж…Ее сын в девяносто пятом погиб в Чечне.В девяносто девятом повесился спьяну муж.
Она, пот отирая со лба, говорит: «Жара».Отхлебнув воды, улыбается: «Хорошо».У нее умирает от рака в Москве сестра,Она едет прощаться с последней родной душой.
Паренька жалеет: «Совсем еще не окреп.Видно, мать измаялась, бедная, ждать сынка!» —Спит в наушниках тощий дембель, сопя под рэп,С верхней полки свисает жилистая рука.
Все затихло, уснуло, съежилось, улеглось.И вагон стучит колесами и храпит.Но метет мозги бессонницы помело.Сколько сорных мыслей…какая из них пронзит,прошибет, проймет до ядрышка, до нутра? —«Я лишь пепел Европы, и здесь – не моя страна»…
Как же сладко курится в тамбуре в пять утра!За окном рябинно, розово. Тишина.
Крепкий орех
…Только мама и ты. И весна на дворе.Воздух детства, звенящий, как спелый арбуз.Слово «Родина» – крепкое, точно орех —не распробуешь с первого раза на вкус.
…Середина пути. И дождем осажденсерый город, дрейфующий в талой воде.Так бывает: годишься не там, где рожден…А бывает… и вовсе не годен нигде.
…И трясешься в вагоне – судьбе ли назло? —Вот и дерево кроной глядит на восток. —Так подбитая птица встает на крыло,безнадежно ловя восходящий поток.
…А тебе говорят: «Так ведь это – твой дом!» —ножевые слова – как удары серпа.Слово – крепкий орех, да вот только потом…от него остается одна скорлупа.
…И царапаешь душу в густой трын-траве.Но с тобой пуповиной земли сплетены —вместо матери – крест, вместо Родины – двесовершенно чужих бесприютных страны…
Город ты мой единственный
Четное и нечетное – улицы арифметика.– Не говори мне лишнего, ведь все равно – не то! —В красном трамвае с рожками – шумные безбилетники.В зыбком морозном мареве – клетчатые пальто…
– Как не поверить в лучшее, если в кармане – семечки,Город мой, отпечатанный в памяти навсегда —старой ушанкой кроличьей, булочкой трехкопеечной,струнными переборами, искрами в проводах…
«Винный», «Пивной», «Закусочный», в меру обезображенныйпряным закатным соусом; кухонный шут и враль…– Город ты мой единственный, памятью приукрашенный,был ты таким «безбашенным» —выл в голове февраль…
Хватит. Откуролесили. Впору бы образумиться…Время упругим яблоком катится в никуда.…Но за подкладкой Города, в тесном кармане улицыпрячется сумасбродная – только моя – звезда…
Капли летят за шиворот. Ветром лицо исколото.Желтый фонарь качается. Мокрая тень дрожит…– Город ты мой единственный,ну, извини – какого тылешего бестолкового – стал мне таким чужим?