- Не одним языком я себе дорогу наверх проложил и в голове должно кое-что быть для этого, - немного поникнув, но, не сдаваясь, ответил Гай.
- И это нам то ж ведомо, - ухмыльнулся Гордей. - Потому ты и жив. Хочу заметить: пока жив.
- Перестань грозить мне, охальник! - советник решил снова пойти в атаку. - Вот узнает Явор...
- И что будет? - нагло перебил его атаман.
- Конец вам всем будет.
- Ой, напугал! - заржал Гордей и его хохот подхватили остальные. - Ребята, советник тут такие страхи рассказывает, как бы нам штаны потом сушить не пришлось.
- А ты смейся, смейся, - зло прошипел Гай. - В петле-то оно не так смешно будет.
- Прям так и в петле?
- Голову сечь сброду всякому слишком много чести, вздернут на первом же дереве и всего делов! - советник всё ещё надеялся запугать и таким образом привести в повиновение взбунтовавшихся разбойников, но сам слабо верил, что у него это получится.
- Так-таки и на первом? - подал голос одноглазый верзила, что стоял по правую руку от Гордея. - А если в поле поймают?
- Уймись, Афоня, не до шуток сейчас, - Гордей хлопнул молодца по плечу. - Не видишь, что ли? Советник пока ещё не понял, что никто его не боится.
- И зря, - пленник не упустил возможность вставить своё словечко.
- Не тебе судить, Гай. Я вижу, что ты от страха не можешь трезво оценить ситуацию, а времени на праздные беседы у нас нет. Поэтому скажу тебе прямо: дела твои из рук вон плохи и жизнь на волоске висит. Во-первых, с чего ты взял, что король вообще узнает о твоей геройской гибели от наших предательских рук, сами мы об этом никому не скажем, а во-вторых, мы вообще больше вашему Явору - самодуру не подчиняемся.
- Это как? - дрожащим голосом произнес враз ослабевший Гай, его прошиб холодный пот и ноги стали ватными.
- А вот так, надоело нам дураку служить да и поступило другое, более выгодное предложение. Мы теперь под началом хазарейской царицы. Только не говори никому.
- Так кому ж я скажу, если вы меня сейчас в расход пустите? - прошептал Гай, старый лис отчетливо понял, что дела намного хуже, нежели ему показалось в начале. Иметь дело с обнаглевшими от безнаказанности разбойниками - это одно, а вот с предателями, переметнувшимися на сторону злейшего врага - это уже совсем другое.
- Ну что ты заранее себя хоронишь? - усмехнулся Гордей. - У нас есть к тебе вполне заманчивое предложение, причем очень хорошо оплачиваемое чистым золотом.
- Шпионить?
- Естественно, - атаман достал из-за голенища сапога внушительный нож. - Ты станешь ушами и глазами царицы при дворе Явора.
- А если я откажусь - смерть.
- Сам понимаешь, - разбойник развел руками. - Уж слишком ты опасный свидетель.
- И не стыдно вам? - горько произнес Гай.
- За что? - Гордей в непонимании уставился на советника.
- Вы же землю свою предаёте, вы же врагам продаётесь.
- А почему бы и нет, коли платят хорошо? - подал голос Афанасий.
- А нам какая разница, при какой власти разбойничать?
- А чем твой Явор хазарейки лучше?
- А тебе какое дело? - посыпались вопросы со всех сторон.
- Угомонитесь! - Гордей повелительно поднял руку. - Я последний раз спрашиваю тебя советник: ты согласен?
- А сколько хоть платить будут?
- Продешевить боишься? Не бойся - не обидят. Ну, так как? Подлая, но жизнь или геройская смерть за отечество? - с этими словами атаман поднес свой нож к лицу пленника.
- Жизнь, - прошептал Гай и громко сглотнул набежавшую слюну.
- Отвяжите его, - распорядился Гордей и спрятал нож за голенище.
Как только приказ атамана был исполнен, Гай обессилено рухнул на землю, происходящее казалось ему какой-то нелепицей, кошмарным сном. Мало того, что он умудрился потерять вверенную ему княжну, так ещё и предал своего короля, хотя это уж точно в его планы не входило, по крайней мере, пока. На этот счет у Гая были свои задумки, но время для их реализации ещё не наступило.
- Поднимите его, - весело распорядился атаман, - да под белы рученьки сопроводите в мою берлогу, у меня будет долгий разговор с нашим новым другом и соратником.
Королю снился кошмар, он бежал полуодетый по пустому замку, а за ним гналась толпа хорошеньких нагих женщин, которым он как мужчина, увы, не мог ничего предложить. Разлепив опухшие веки, Явор уставился на потолок украшенный лепными амурчиками, провёл ладонями по лицу, будто пытаясь таким образом стряхнуть наваждение, но не помогло: сердце бешено стучало, широкий лоб вновь усеяли бисеринки пота, и скупая мужская слеза скатилась по щеке.