Найму тройку лошадей,
Дам я кучеру на водку -
Погоняй брат веселей!
Среди цыган выделялась молодая девушка, она солировала в очередь с более старшей Глафирой, но зрители смотрели только на нее. Она была стройна, гибка, музыкальна, двигалась легко и ее тонкие руки, казалось, жили самостоятельной жизнью …
Коль цыгане соберутся -
Снова струны зазвучат,
Громкой песнею зальются,
Снова бубны зазвенят.
У большинства женщин в руках были бубны, создающие звонкий аккомпанемент …
Перехода от одной песни к другой практически не было, менялась только мелодия …
Две гитары зазвенев
Жалобно заныли.
Эх, с детства памятный напев
Друг мой, это ты ли?
Эх, раз, еще раз, еще много-много раз,
Эх, раз, еще раз, еще много-много раз.
К голосу Свиридова присоединялись голоса цыганок …
Поговори-ка ты со мной
Гитара семиструнная,
Душа полна одной тоской
И ночь такая лунная …
Голос Свиридова менялся удивительным образом, но он прилагал немалые усилия и цыгане не слышали разницы между его голосом и голосом их отсутствующего руководителя …
Что-то грустно.
Взять гитару,
Да спеть песню
про любовь.
Иль поехать лучше к Яру,
Разогреть
шампанским
кровь.
Там цыганки молодые
Будут петь, плясать всю ночь.
Раздарю им золотые,
Отгоню тоску я прочь …
Гортанный голос Свиридова полностью отвечал многовековым традициям цыганского пения ..
Эй, ямщик, гони брат к Яру!
Лошадей, брат, не жалей -
Тройку ты запряг, не пару,
Погоняй брат веселей!
Рисунок танцев цыганок менялся от пенсии к пенсе не особенно, но это не меняло общего впечатления …
Темной ночью,
Снежной вьюгой
Все тропинки заметет.
Сяду в сани я с подругой,
Тройка быстро понесет.
А когда приедем в табор -
Разожгут костер друзья,
И под звонкие гитары
Будем петь мы до утра.
Эта песня несколько отличалась и по словам и по мелодии от других …
Москва златоглавая,
Слышен звон колоколов.
Царь пушка державная,
Аромат пирогов.
Конфетки, бараночки,
Словно лебеди саночки.
Ой вы, кони залетные,
Слышно трель с облучка!
Гимназистки румяные,
От мороза чуть пьяные,
Грациозно сбивают
Рыхлый снег с каблучка.
Немногие отметили, что голос Свиридова довольно далеко ушел от традиционной цыганской манеры …
Помню тройку удалую,
Вспышки дальних зарниц,
Твою позу усталую,
Трепет длинных ресниц.
Конфетки, бараночки …
А Свиридов играл, пел, танцевал – один и с Глафирой, и сидящие в зале с удовольствием слушали и смотрели.
Среди песен на русском языке то и дело звучали песни цыганские, таборные, непонятные большинству, но воспринимаемые подсознанием, музыкальностью …
И с недоумением и растерянностью на все это смотрел привезший Свиридова генерал …
Цыганки отплясали, размахивая юбками, а за это время …
Полина привычно восприняла передачу от Свиридова, передала все заказанное им Тоне и Воложанину, а потом внезапно появившийся Свиридов забрал к себе в кокон двоих офицеров в штатском, Тоню и сверток. Это происходило во время краткого антракта в концерте.
После антракта цыгане вышли снова на сцену, но молча …
ПРЕОБРАЖЕНИЕ
Вышел и чернявый цыган с гитарой и двое штатских.
Они прикрыли Свиридова куском ткани, тот отвернулся, и стал преображаться.
Во-первых, он снял парик, открывая короткие седые волосы, а во-вторых, он снял свою ярко-красную рубаху и остался в тельняшке-безрукавке. А еще, когда убрали прикрывающую его ткань, он оказался в обычных темных брюках, а не в расшитых шароварах.
Повернувшись в залу он стал перестраивать гитару и вдруг запел.
Клен ты мой опавший,
Клен заледенелый,
Что стоишь нагнувшись
Под метелью белой?
Зал был ошеломлен трансформацией стоящего на сцене, его удивительно проникновенным голосом, а он пел, и с ним вместе пела гитара.
Ах, и сам я нынче
Чтой-то стал
нестойкий,
Не дойду
до дома
С дружеской
попойки.
Даже не особенно хорошо владеющие русским языком были покорены пением Свиридова.
Сам себе казался
Я таким же
кленом,
Только
не опавшим,
А вовсю
зеленым.
И, утратив
скромность,
Одуревши
в доску,
Как жену
чужую
Обнимал
Березку …
Ошеломленный зал молчал минуту или больше, а затем дружно зааплодировал.
Свиридов переждал аплодисменты и поднял руку.