Мне хочется назвать тебя женой
За то, что так другие не назвали,
Что в старый дом мой,
Сломанный войной,
Ты снова гостьей явишься едва ли.
За то, что я желал тебе и зла,
За то, что редко ты меня жалела,
За то, что, просьб не ждя моих,
Пришла
Ко мне в ту ночь,
когда сама хотела.
Мне хочется назвать тебя женой
Не для того,
Чтоб всем сказать об этом,
Не потому, что ты давно со мной,
По всем досужим
сплетням и приметам.
Твоей я не тщеславлюсь красотой,
Ни громким именем,
Что ты носила,
С меня довольно нежной,
Тайной, той,
Что в дом ко мне
неслышно приходила.
Сравнятся в славе
смертью имена,
И красота,
как станция,
минует,
И, постарев,
Владелица одна
Себя к своим портретам приревнует.
Мне хочется назвать тебя женой
За то,
что бесконечны дни разлуки,
Что слишком многим,
Кто сейчас со мной,
Должны глаза
закрыть чужие руки.
За то, что ты правдивою была,
Любить
Мне не давала обещанья
И в первый раз, что любишь,—
Солгала
В последний час
солдатского прощанья.
Кем стала ты?
Моей или чужой?
Отсюда сердцем мне
не дотянуться…
Прости,
Что я зову тебя женой
По праву тех,
Кто может не вернуться.
Свиридов читал не спеша, с расстановкой, каждое его слово звучало с четким смыслом и отдельно от других, за каждой фразой была слышна боль и скрытое волнение.
Зал слушал напряженно, но дослушав, стал аплодировать.
– Это написано в том же 1941 году, и почти названа женщина, которой он писал – это Валентина Серова. Среди стихов Симонова много стихов ранних лет, даже времен Халкин-Гола, где он уже столкнулся с войной. И эти стихи плавно перетекают в стихи времен Великой отечественной войны. Вот стихи, названные автором «Хозяйка дома»:
Подписан будет мир,
И вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам,
шумя,
смеясь,
пророча,
Как в дни войны,
Придут
слуга
покорный твой
И все его друзья,
Кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной,
Вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном
с бумажной
синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя
Немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках,
Уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших
В прошлый раз
С мужской
ворчливой
скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла
Разгладить их морщины.
Так краток вечер, и – пора!
Пора! -
Трубят внизу военные машины.
С тобой наш молчаливый уговор -
Я выходил,
как равный,
в непогоду,
Пересекал со всеми зимний двор
И возвращался
После их ухода.
И даже пусть догадливы друзья -
Так было лучше,
Это б нам мешало.
Ты в эти вечера была ничья.
Как ты права –
Что прав меня лишала!
Не мне судить,
Плоха ли, хороша,
Но в эти дни лишений и разлуки
В тебе жила та женская душа,
Тот нежный голос,
Те девичьи руки,
Которых так недоставало им,
Когда они под утро уезжали
Под Ржев,
Под Харьков,
Под Калугу,
В Крым.
Им девушки платками не махали,
И трубы им не пели,
И жена
Далеко где-то
ничего не знала.
А утром неотступная война
Их вновь в свои объятья принимала.
В последний час
Перед отъездом ты
Для них
Вдруг становилась всем на свете,
Ты и не знала
страшной высоты,
Куда взлетала ты в минуты эти.
Быть может,
Не любимая совсем,
Лишь для меня красавица и чудо,
Перед отъездом
Ты была им тем,
За что мужчины
примут смерть повсюду,-
Сияньем женским,
Девочкой,
Женой,
Невестой –
Всем, что уступить не в силах,
Мы умираем, заслонив собой
Вас, женщин,
Вас,
беспомощных и милых.
Знакомый с детства простенький мотив,
Улыбка женщины –
Как много и как мало…
Как ты была права, что,
Проводив,
При всех мне только руку пожимала.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но вот наступит мир,
И вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам,
шумя,
смеясь,
пророча,
Как в дни войны,
Придут слуга покорный твой
И все его друзья,
Кто будет жив к той ночи.
Они придут еще в шинелях и ремнях