мне бабка рассказала
Об ожившей девушке в гробу,
Как она
металась и рыдала,
Проклиная страшную судьбу,
Как, услышав неземные звуки,
Сняв с усопшей
тяжкий
гнет
земли,
Выраженье
Небывалой муки
Люди
на лице ее
прочли.
И в жару,
Подняв глаза сухие,
Мать свою
я трепетно просил,
Чтоб меня,
Спася от летаргии,
Двадцать дней
никто не хоронил.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Мы любовь свою
сгубили
сами,
При смерти она,
Из ночи в ночь
Просит
пересохшими
губами
Ей помочь.
А чем нам ей помочь?
Завтра
отлетит от губ
дыханье,
А потом,
Осенним мокрым днем,
Горсть земли
Ей бросив на прощанье,
Крест на ней
поставим
и уйдем.
Ну, а вдруг она,
Не как другие,
Нас навеки
бросить
не смогла,
Вдруг ее не смерть,
А летаргия
В мертвый мир
обманом
увела?
Мы уже готовим
оправданья,
Суетные круглые слова,
А она
Еще в жару страданья
Что-то шепчет нам,
Полужива.
Слушай же ее,
пока не поздно,
Слышишь ты,
как хочет она
жить,
Как нас молит –
Трепетно и грозно -
Двадцать дней
ее
не хоронить!
Зал снова долго молчал, завороженный – то ли словами Свиридова, то ли стихами Симонова, но это все равно …
– Это написано в сорок пятом году и называется «Летаргия», хотя я бы вспомнил о беспамятстве некоторых так называемых «старых» друзей … но это уже воля автора.
Предчувствие любви страшнее
Самой любви.
Любовь – как бой,
Глаз на глаз
ты сошелся с нею.
Ждать нечего,
она с тобой.
Предчувствие любви
– как шторм,
Уже чуть-чуть
влажнеют руки,
Но тишина еще,
И звуки
Рояля слышны
из-за штор.
А на барометре
к чертям
Все вниз летит,
Летит давленье,
И в страхе
светопреставленья
Уж поздно
жаться к берегам.
Нет, хуже.
Это как окоп,
Ты, сидя,
ждешь свистка в атаку,
А там, за полверсты, там знака
Тот тоже ждет,
чтоб пулю в лоб…
– Я не знаю, с чем связано это стихотворение – но это Симонов. А вот целая баллада под названием «Сын», и опять на военную тему, на тему воспитания человека, на тему долга и чести …
Был он немолодой, но бравый;
Шел под пули без долгих сборов,
Наводил мосты, переправы,
Ни на шаг от своих саперов;
И погиб под самым Берлином,
На последнем на поле минном,
Не простясь со своей подругой,
Не узнав, что родит ему сына.
И осталась жена в Тамбове.
И осталась в полку саперном
Та, что стала его любовью
В сорок первом, от горя черном;
Та, что думала без загада:
Как там, в будущем, с ней решится?
Но войну всю прошла с ним рядом,
Не пугаясь жизни лишиться…
Ничего от него не хотела,
Ни о чем для себя не просила,
Но, от пуль закрыв своим телом,
Из огня его выносила
И выхаживала ночами,
Не беря с него обещаний
Ни жениться, ни разводиться,
Ни писать для нее завещаний.
И не так уж была красива,
Не приметна женскою статью.
Ну, да, видно, не в этом сила,
Он ее и не видел в платьях,
Больше все в сапогах кирзовых,
С санитарной сумкой, в пилотке,
На дорогах войны грозовых,
Где орудья бьют во всю глотку.
В чем ее красоту увидел?
В том ли, как вела себя смело?
Или в том, как людей жалела?
Или в том, как любить умела?
А что очень его любила,
Жизнь ему отдав без возврата,-
Это так. Что было, то было…
Хотя он не скрыл, что женатый.
Свиридов снова сделал короткую передышку.
Получает жена полковника
Свою пенсию за покойника;
Старший сын работает сам уже,
Даже дочь уже год как замужем…
Но живет еще где-то женщина,
Что звалась фронтовой женой.
Не обещано, не завещано
Ничего только ей одной.
Только ей одной да мальчишке,
Что читает первые книжки,
Что с трудом одет без заплаток
На ее, медсестры, зарплату.
Иногда об отце он слышит,
Что был добрый, храбрый, упрямый.
Но фамилии его не пишет
На тетрадках, купленных мамой.
Он имеет сестру и брата,
Ну, а что ему в том добра-то?
Пусть подарков ему не носят,
Только маму пусть не поносят.
Даже пусть она виновата
Перед кем-то, в чем-то, когда-то,
Но какой ханжа озабочен -
Надавать ребенку пощечин?
Сплетней душу ему не троньте!
Мальчик вправе спокойно знать,
Что отец его пал на фронте
И два раза ранена мать.