— Извините, — покраснел Семён. — И что мне делать?
— Эх! Коли бы я знал!
— Если выгонят, то… то… мои родители…
— Ладно, не кисни!
Семья Семена по крестьянским меркам была небольшая. Сам же Прутик стал третьим ребёнком, а ещё единственным мальчиком… среди шести сестёр.
Вдруг защемило сердце, стоило только вновь подумать о родителях, о сёстрах, о друзьях и приятелях, оставшихся в родной деревушке.
«А как там сейчас, наверное, славно! — мелькнула в голове добрая мыслишка. — Не то, что тут…»
Новоград, даже не смотря на относительную близость к родной стороне, казался совершенно чужим местом. К примеру, приход весны здесь никто не праздновал.
«А вот у нас, наверное, уже приготовились к посевной… Вспахали землю… или ещё пашут», — Семён закрыл глаза. Тут же сразу запахло сырой землёй. И при чём запах этот был такой сладкий… родной… Даже сердце защемило.
Издалека послышался томный женский голос. За ним второй… третий….
И всё это с такой мощью, с такой силой, словно… словно слова вырывались, без преувеличения, из самого сердца.
Пашня… смех… вон мать… отец в посконной рубахе… в старых латаных портках… Семён точно помнил его сильные высушенные руки… сожжённое солнцем лицо… А какой у него громкий бас… заведёт песню, что аж до печёнок пробирает… Стоит зной… жара… а все вокруг трудятся, валят густые стены ржи… видны почерневшие спины… и шеи, блестящие от пота… Много людей… бойких девчушек… озорных парней… все косят… слышится весёлый свист, прибаутки…
«Интересно, — думалось Прутику, — мне хоть когда-нибудь… удастся вернуться?»
От подобной мысли стало страшно. С одной стороны, его сильно тянуло на малую родину. А с другой… с другой — хотелось поглядеть на мир. Выучиться и отправиться путешествовать.
Семён за свою недолгую жизнь побывал пока лишь в двух местах. Первым из них была его родная деревушка на северо-западе Светолесья. На картах и документах она значилась, как Заячье. Тридцать с лишком дворов — вот и вся её бытность.
А вторым местом стала столица. Прутик до сих пор помнил, как поразили его подымающиеся к небу каменные стены с острыми зубцами, бойницы громадных пузатых башен, позолоченные купала церквей, белоснежность их высоких стен, мощённая брусчаткой мостовая… Они ехали с отцом в старенькой телеге, заднее колесо которой постоянно скрипело, хоть смазывай его, хоть не смазывай.
Будучи ещё несмышлёным любопытным мальчишкой, ковыряющимся в носу, Семён сидел с открытым ртом, глядя на всю эту мощную красоту, на огромное скопление людей… Да что там людей! Эльфов, гибберлингов, гоблинов… На всадников и их скакунов в богатых сбруях, на богатырей-стражников сурово взирающих на гостей и жителей Новограда, на торговцев диковинным товаром. Все деловито суетились, некоторые брезгливо морщились, глядя на еле ползущую телегу.
Здания на центральной площади впечатляли своей монументальностью. Казалось, что подобное ни люди, ни эльфы, ни кто-либо иной из живущих в Сарнауте не был способен создать. Что всё это имеет божественное происхождение.
Потом глазам предстала башня Великого Мага. Семён задрал голову, пытаясь увидеть её купол.
— Тятя, она до самого неба, что ли? — дёрнул Прутик отца за рукав.
Тот неопределённо пожал плечами и вздохнул.
И, наверное, вот именно тогда, Семён вдруг для себя понял, насколько интересен мир вокруг. Сколько ещё мест есть на свете, где он не бывал. Сколько диковинок, чудес. Почему-то казалось, что весь Сарнаут вот именно такой, как Новоград. Потом Прутик не раз бегал на пристань, слушал рассказы матросов, солдат, торговцев. В его голове рисовались дивные далёкие аллоды с их необычной природой и жителями. А древние строения, вроде джунских развалин, пирамид людей Зэм — в сознании Семёна вообще казались чем-то из ряда вон выходящим.
И сейчас, открывая книги, особенно эльфийские, он в первую очередь разглядывал иллюстрации, жадно впитывая каждую их деталь. Потемневшие от времени страницы, исписанные ровными идеальными буковками, томно «дышали» такой необычной силой и некоторой «магией», притягивающей пытливый разум паренька, словно муху на мёд…
— Не спать! — резкий подзатыльник вывел Семёна из заоблачного состояния.
Преподаватель грамматики сердито сверкал глазами. От его баса дрогнула штукатурка стен:
— Ты слышал, что я сейчас сказал?
— Извините, нет…
— Выйди вон! Вон! Я сегодня же доложу декану.
Семён послушно кивнул и направился к дверям, сопровождаемый шутками своих товарищей…
2
В самой столице было до жуткого грязно. На мостовой валялись клоки потемневшего сена, «яблоки» конского навоза, какие-то помои, кожура, ботва. Такое ощущение, что находишься на городской свалке. А ещё добавь слякоть, грязь, кое-где не растаявший лёд и снег, сырые каменные стены, поросшие тёмным мхом, угрюмые лица прохожих — всё смешалось в одну картину, приобрело один скучный серый оттенок.
Три дня Первосвет добирался из Сиверии до столичного порта. Корабль слегка потрепало, он попал в небольшую астральную бурю, но всё обошлось.
Гигант полчаса назад миновал ворота и сейчас стоял у фонарного столба, разглядывая разношёрстную толпу. Весеннее солнце слепило глаза и те болезненно слезились. После Сиверии, такая картина была весьма непривычна. Первосвет никого не искал, просто не знал, чем заняться. Дело в том, что его вызвали к самому Избору Иверскому по какому-то тайному «секретному делу», да такому, что командор зачитал эти последние слова из послания с торжественным шёпотом. Также там говорилось, что надо явиться в башню Айденуса к вечеру сегодняшнего числа. Корабль же прибыл в полуденный час. Так что времени до аудиенции было хоть отбавляй.
И всё же гиганта волновал этот странный неожиданный вызов, и не просто в столицу, а к самому Избору Иверскому… Почему? Зачем? Неужто переводят? Тогда отчего вызывает сам глава Защитников Лиги? Зачем секретность?
В животе жалобно заурчало.
— Да-да, надо бы подкрепиться, — пробормотал сам себе под нос Первосвет.
В его котомке было уже пусто. Денег в кошельке тоже не ахти как много. А добрыми знакомыми наш гигант толком тут и не обзавёлся.
Можно было бы прошвырнуться по рынку. И это было неплохой идеей.
Через полчаса блуждания по унылым новоградским улочкам, Первосвет добрался до лоточников и купил у одной молодухи несколько пирожков. Пока ел, слушал речь в немногочисленной толпе сутулого длинноногого глашатая, который совершенно бесцветным голосом рассказывал о новостях в Кватохе, о состоявшемся суде над каким-то Сенькой Путником. А в конце объявил об утерянных вещах, которые хранились в Городском приказе. Закончив свою речь, этот шустрый малый живо отправился к ближайшей таверне, где стал зазывать посетителей. Сразу было видно, что сие дело ему ближе, нежели монотонное зачитывание наизусть указов или распоряжений.
Городские власти сквозь пальцы смотрели на подобные подработки глашатаев. Мало того, они даже не пытались им воспрепятствовать. Поэтому эти ребятки больше занимались набиванием собственного кармана такими делами, как объявление о продаже в кабаке или таверне вина по определённой цене, другие бегали на публичные аукционы и там кричали о торгах с молотка. Некоторые зазывали посетить купеческие лавки, где продавались ткани, пряности, украшения, да мало ли чего ещё. Понятно, что всё это делалось не по доброте душевной, а за неплохое вознаграждение.
А с другой стороны, те же городские власти запрещали торговцам самим выкрикивать о товарах, которые они собирались продавать, грозя им немалыми штрафами. Аргументировалось это тем, что горожане, мол, жаловались на создаваемый теми шум. Выходило, что власти как бы подталкивали торговцев к использованию в подобных целях глашатаев. (Будто они своими выкриками создавали меньше шума.)